Мне требовалась чашка горячего кофе и возможность привести мысли в порядок. Благо, за столько лет у меня каких только козырей в рукавах не было. Самым важным из них была программа-шпион, припрятанная в телефоне у Саши. Учитывая то, что доступ к ней у меня был только на моём личном планшете, именно с ним я и направилась на кухню.
Быстро организовав себе порцию кофеина, я добавила к ней кекс, что сегодня по дороге из детского сада купил Давид в кондитерской, и засела за изучение телефона мужа, получив к нему удалённый доступ.
Я и не заметила, как быстро пролетело время. Кофе успел остыть, кекс был съеден без него, а сзади бесшумно подкрался он…
— Пасёшь муженька?
Вздрогнув, я перевернула планшет вниз экраном, вместо того, чтобы его просто заблокировать, и истерично пропищала:
— Какого чёрта ты здесь делаешь?
— Александр Викторович попросил сегодня остаться. Сам был удивлён. — как ни в чём не бывало, отозвался Давид, потянувшись к моему остывшему кофе. — Так и? — призывно усмехнулся. — Не хочешь объяснить, что на тебя сегодня нашло в парке? Думаю, дело не только в моей безграничной сексуальности…
«Боже… Почему он? Почему меня не тянет к кому-то другому? Да хоть к воспитателю моего сына! Геннадий хотя бы хорошо воспитан, в отличие от этого идиота! Да почему меня вообще тянет к нему, а не к мужу?! Он же законченный придурок, до которого так и не дошло, что с каждым днём рождения принято взрослеть!» — и зло, и одновременно грустно подумалось мне, наблюдающей за тем, как губы Давида касаются моей чашки, а секундой спустя недовольно кривятся.
— Он же холодный. — брезгливо морщась, выдал он.
— Кто бы мог подумать…
Я не знаю, как я это снова сделала. Снова его поцеловала! Казалось, он только-только наклонился, обозвал меня извращенкой из-за холодного кофе, и вот, я уже его целую, а его руки бесстыдно движутся к моей заднице.
Я терялась в таких давно забытых ощущениях. Моё тело подрагивало от желания, а разум, как густой кисель, стекал куда-то вниз, к эпицентру моего возбуждения. Мысли мелькали секундными вспышками, появляясь и тут же исчезая. Невольно, но я начала понимать, что готова попробовать что-то большее. Осознала, что слова Топольницкой меня поработили.
Что, если я могу? Что, если я могу быть с мужчиной? Не пугая его своей паникой или перекошенным от напряжения лицом, трезвой, не трясущейся от страха, не глотающей солёные и в то же время горькие слёзы… Что, если я какая-то заколдованная? Есть же всякие фильмы и книги об истинных парах. Что, если это какое-то проклятие? Вот мне Давид — на этом всё. И никакого выбора. Никакой надежды на то, что смогу быть по-настоящему с мужем, отдаваясь ему без страха и истерик.