Для
сопровождения генерала я отрядил гвардейский караул с газовыми
фонарями. Глядя вслед уезжающего окружного начальника, Лонгин
сказал, как бы про себя:
—А интересно, можно ли сделать освященную дорогу?
Поставить столбы и на них повесить газовые фонари.
Я уже
думал над этим. Фонари на столбах вдоль дороги развесить конечно
можно, вот только кто их будет зажигать, а потом тушить?
Владыка
Филарет рассказал о своей поездке. Он был полон сил и даже помолодел. Еще бы,
воплотились в жизнь такие смелые мечты. У нас учреждена отдельная
епархия и теперь решение многихпроблем зависит только от него и меня. Года через
два у нас появится еще и викарий, по крайне мере так обещано.
Вместе с ним приехало еще шесть монахов и пять иереев с матушками и
малолетними детьми. Целых пять телег были нагружены багажом нового
Владыки.
Мы с
Лонгином неспеша ехали в Усинск,
Владыка Филарет остался в монастыре и вернется позднее.
Выслушав
о доставленном донесении из Пекина, Лонгин рассказал мне о своем
«источнике».
Как я и
предполагал, это оказалась европейская женщина. Семнадцатилетней
девушкой она вышла замуж за русского офицера и уехала с мужем в
Оренбург, где вскоре была со своей камеристкой похищена и продана в
рабство в Коканд.
Там она
быстро сделала «карьеру» в гареме одного из ханов, а потом была
подарена правителю Кашгара и после покорения которого оказалась в
Китае.
Во всех
гаремах она была в числе любимых жен, а в Китае стала любимой
наложницейвеликого цзяньзюня,
маньчжурского генерал-губернатора Улясутая.
Спасая
свою шкуру после нашего разгрома карательного походаЧжан
Цзинбао,великий цзяньзюнь подарил
свою любимую наложницуНюхуру
Хэшэню, который лет пять назад положил на неё глаз.
—Ты лично знаком с ней?—этот вопрос у меня вертелся на языке, как только
Лонгин начал свой рассказ.
—Да, я с ней познакомился когда отдавал статуэтки.
Это потрясающе красивая женщина, сейчас ей сорок. Назвалась она
госпожей Клеопатрой. Монахи стали помогать нам в том числе и по её
просьбе. Не знаю правда почему, но она пользуется огромнейшим
уважением среди них. Года через два после Уюкской битвы я как-то
приехал в хурээ на Сесерлиге и встретил там её камеристку. Эта
женщина когда-то была её кормилицей, а затем няней. Она всегда была
со своей воспитанницей, даже в рабстве и гаремах. Ей сейчас около
шестидесяти,