— Тань, суп разогреть?
— Нет аппетита. Слышала, уволилась из школы. Мало платили?
— В университете работу предложили. Как твоё самочувствие?
— Ужасное. Думаю, таблеток наглотаться, — стучала она нервно ногтями по столу. Ее рассуждения ранят моё сердце. Поставила сумки в коридоре, стремясь с ней поговорить нормально.
— Эти скоты заплатят, слышишь?
— Какая разница, Агния? Честь не вернуть. Я использованная потаскуха! — жаловалась девушка, которая ужасно страдала.
— Где твоя сила воли?
— Тебе не противно меня утешать? Таскаться с носовыми платками?
— Нет, потому что считаю нравственной девочкой, а обсуждать этих зверей даже не хочется. Это они больные на голову, раз позволили совершить насилие, — искала я весомый аргумент ее взбодрить, тревожно выкладывая продукты в холодильник.
— Но мне больно. Душа разрывается. Кто справится с этим шакалом Ветровым?
— Уверяю, заставлю его страдать! Пожалуйста, поешь! Нам нельзя пренебрегать едой, — рассчитывала ее растормошить, тогда она уныла взяла ложку и начала медленно хлебать.
От улыбчивой девушки не осталось и следа, эти негодяи сломали ее окончательно, придется долго вытаскивать ее из депрессии. Я сама не успокоюсь, пока бесчеловечный подонок не скрючится от душевной боли. Плечи широко расправил, думает за все его жалкие поступки, ничего не будет. Мне кажется, ненавижу этого студента с каждым днем всё больше. Особенно голубые глаза, строит из себя благородного. Его бы запереть в тюрьме пожизненно, чтобы он не мучил остальных девушек. Как же сильно я рассердилась. Из-за возникшего напряжения случайно пересолила салат. Осталось проучить подонка самыми изощренными способами. Благо моя молчунья поела и снова улеглась спать. После мытья посуды, я осмелилась завести с ней снова беседу.
— Там сыро, да?
— Нет. Солнышко выглянуло. Тань, сходим погулять?
— Обращаешься со мной как с маленькой.
— Дочка же. Разве плохо заботиться о ком-то? — погладила ее по волосам.
— Я вылитая дрянь. До сих пор их мерзкий смех разрывает ушные перепонки, — сливала девушку душу, представляю, сколько несчастья ей пришлось вынести.
— Им будем больнее. И особенно ему. Поверь, не успокоюсь, — не скрывала я своих намерений, и отчетливо ей доложила.
Успокоила ее, благо она заснула. А сама зевала на ходу, завтра предстоит очень много забот. Вливаться в новый коллектив невыносимо сложно. Но больше всего видеть каждый день подонка. Начнём с того, утром я опоздала, водитель автобуса словно нарочно ехал медленно, пассажиры замучились его критиковать.