Мы шли быстро, стараясь поскорее покинуть неприятное
место. К счастью, больше помех на пути не встречалось.
А потом мы вышли на небольшую площадку, где над
провинившимися рабами проводили экзекуции. Сейчас на ней находились
в колодках и у столбов полтора десятка человек обоего пола. И вот
тут Максим сначала замедлил шаг, а потом и вовсе остановился,
прикипев взглядом к одной из женщин.
Она была закована в ножные и ручные кандалы. Причём
короткая цепь тех, что сковывали руки, была перекинута через крюк в
перекладине на Т-образном столбе, из-за чего она практически
висела. Под ногами стояла широкая деревянная колода с ровной
поверхностью, а на той лежала металлическая пластина с пробитыми
мелкими отверстиями с вывернутыми наружу неровными краями.
Представьте себе кухонную тёрку, ту её сторону, где зубчики
выглядят, словно лепестки полураспустившегося мелкого цветочного
бутона. Примерно так выглядела эта железка. И на ней босыми ногами
стояла несчастная.
Специальные кандалы выворачивали ей руки, причиняя
мучительную боль. Подвесили её палачи так, что она едва могла
стоять на ногах и чтобы ослабить боль от оков, ей приходилось
приподниматься на носках. При этом железные острые зазубрины
глубоко впивались ей в пальцы и подушечки стопы, и протыкали их до
крови.
- Твари, - сквозь зубы произнесла Аня, увидев эту картину.
- Плетью обуха не перешибёшь, - сказал я ей. – Здесь везде такое
отношение к чужой жизни. Нам не изменить, только у себя дома это по
силам. Максим, эй! Что встал? Нам идти надо.
Парень отвел взгляд от рабыни, посмотрел на меня, потом
опять на несчастную и вновь на меня.
- Мы можем её спасти? Купить или отбить? – спросил он. – Я
отработаю всё, честное слово.
- Её? – переспросил я, немного сбитый с толку. – Не знаю, нужно
искать кого-то из местных, спрашивать.
- Так спроси, - вдруг прямо в ухо прошептала мне Аня. – Он же
запал на неё, не видишь? Может у него любовь с первого взгляда
случилась. Нам это ведь только на руку, Вить. Сами же недавно
только говорили, как бы покрепче его привязать к себе.
- На неё? Запал? Да она же страшная и старая? – не поверил
я.
- Сам ты старый и страшный. Она хорошенькая, просто сильно
избитая и грязная.
Пока мы с ней перешёптывались, Ежов вновь закаменел,
прилипнув взглядом к рабыне. А та, увидев его внимание, немного
оживилась, в её глазах появилась отчаянная надежда.