В этот момент подоспели взрослые, они
тащили лестницу, с ее помощью какой-то мужчина нас выудил из
ледяной воды. Я была уже практически синей, с Сережкой всё
обошлось. Нас отправили в больницу. Мой спаситель поправился
быстро. А вот со мной врачам и папе пришлось повозиться,
температура сжигала меня несколько дней, потом я пошла на поправку,
но остался сильный испуг.
С того момента, как только я
оставалась в полной темноте, мной снова овладевала паника, горло
перехватывало, казалось, что я задохнусь от окутывающей меня
темноты и мрака. По ночам я кричала, просыпаясь в холодном поту.
Врачи помочь не смогли. Тётя Настя даже пробовала меня водить к
каким-то бабушкам, чтобы «вылить испуг», но и это оказалось
безрезультатным. С тех пор я всегда спала при свете, а в портфеле
всегда лежал маленький фонарик с запасной батарейкой, а с Сережкой
стали вообще неразделимы. Даже мои (папа, тётя и дядя) говорили
ему:
-Пригляди за ней, Серёня, а то опять
куда-нибудь вляпается!
-Пап, ты так говоришь, как будто он
намного старше меня, - обижалась я.
-Не старше, но он – настоящий
мужчина!
Сережка от этих слов, конечно,
немного задирал нос, но зато не отходил от меня ни на шаг! Таскал
мой портфель… Знал ведь, что я обязательно помогу с уроками… Так
что наша помощь была взаимной.
Когда я была маленькой, считала, что
родилась в самой счастливой стране мира. Уже начиная с детского
сада ты чувствовал свою причастность к чему-то огромному. Даже не
знаю, как не повторять слово «самый», ведь оно было присуще тому
времени: самая большая страна, самое лучшее образование и медицина…
В школе меня приняли в октябрята, а потом и в пионерскую
организацию. До сих пор помню, как гордилась тем, что мне повязали
красный галстук. На улице было холодно, но всё равно шла домой с
распахнутой курткой, чтобы все видели, что я уже пионерка… Я
состояла в штабе, поэтому помню и пионерские парады, и поездки в
лагеря на сборы школьного актива, туристические слёты, пионерские
костры, песни под гитару. Чему только не научилась за это
счастливое время… Сначала нас везде, где только возможно,
проталкивала моя неугомонная тётя Настя, а потом мы и сами не могли
остановиться…
А вот в комсомоле уже не пришлось
побывать, начались страшные девяностые. Было такое ощущение, что с
глаз сняли розовые очки. Только перестали получать жуткие новости
из Афгана, как началась война в Чечне. Именно тогда папа решил
уехать работать военным врачом. Впервые я услышала их разговор с
дядей еще осенью: