Ха... Если уж берёшь с собой на дело
что-то острое — последнее дело швыряться им во всех подряд.
Во-первых — другое потом поди найди. А во-вторых — всё, что ты
бросил, наверняка рано или поздно полетит обратно. Поэтому,
вспомнив пару своих драк за место под редким Ротенбургским солнцем,
я немедленно сделал то же самое, что и тогда...
Трухлявая половица еле держала
вонзившиеся в неё звёзды. Вытащив одну одновременно с перекатом
обратно на ноги, ещё пару я подцепил по пути со стен. Отсыревшая
штукатурка тоже почти не держала их в себе. И, достигнув балкона
вокруг широкой лестницы, я нырнул за угол.
...Пацаны с тринадцатого квартала,
наверное, насмотрелись дешёвых квансонских боевиков. И тоже думали,
что меня можно просто закидать своими кривыми заточками — ещё до
того, как подберусь поближе. А когда я, получив пару порезов,
укрылся за ракушками с чьими-то кредитомобилями внутри, гопота
слишком рано поверила в свою победу. Ведь, в отличие от этих
утырков, я хорошо помнил, где и как между гаражами можно быстро
протиснуться и залезть наверх...
В два прыжка я достиг соседнего угла
и тут же во весь опор понёсся обратно к тому месту, где юная
волчица встретилась со мной в первый раз. Дверь медицинского
кабинета была уже заперта. И, судя по приглушённым рыкам и резкому
скрипу половиц, где-то там в темноте Таисья уже принимала бой с
тенью. А когда я достиг угла, резкий скулёж подсказал, что волчица
его проигрывала...
...Пацаны с тринашки уже вовсю
похвалялись тем, кто и как из них заставил меня поджать хвост.
Строили планы на будущий визит в мой двор. И во все остальные, с
которыми у нас был хоть и напряжённый, но нейтралитет. Пока я не
стал возвращать им их собственные подарки — как раз в тот момент,
когда они проходили мимо одного из гаражей на противоположной
стороне массива...
Света с улицы уже почти не
поступало. Но шустрая чёрная тень была ещё чернее, чем окружающий
нас сумрак. И сейчас эта тень медленно извлекала из-за спины узкий
короткий клинок. А разъярённая княгиня Волкова лежала на полу прямо
перед противником. Обнажив острые челюсти, сейчас она могла лишь
рычать, кусать перед собой воздух и брызгать пеной — все четыре
лапы чёрная тень стреножила ей ещё каким-то метательным оружием,
похожим на пару кокосов, скреплённых верёвкой.