Но это всё не столь важно. Себе врать всё равно не получается и причину я знаю. Мне известно, что я сделала не так. Моя удушающая любовь. С Тимуром я действительно была дикой собственницей. Это правда. Айвазов всегда был привлекателен. Женщины смотрели на него и в двадцать. И когда у него ещё толком ничего не было. Соседка по площадке, по имени Лика, была старше меня и умела носить сексуальные халаты, она не спала в пижамах с зайцами. Однажды я пришла домой, а она выходила из нашей квартиры, в этом своём розовом шёлковом халате.
— Здравствуй, Таня. — В тот день она посмотрела на меня снисходительно.
И я никогда не забуду этот взгляд. Именно тот её взгляд открыл во мне ящик Пандоры. Лика казалась красивее меня. Я не знаю почему так думала. Лика всегда носила туфли на каблуках и по-соседски заходила к нам домой, особенно, когда меня не было.
Но тот её взгляд. Он был высокомерным. Я решила, что поймала их с поличным, хотя на самом деле Тимур стоял с железными банками «для сыпучих» на кухне и спокойно спросил у меня:
— Где у нас макароны?
Он безэмоционально закрывал металлические крышки и не выглядел взволнованным, на нём были спортивные штаны и мятая домашняя футболка.
А на Лике чёртов шелковый халат. Тогда это было предметом роскоши. И у меня отказали мозги, потому что я не была слишком умелой. Всему, что я могла в постели, абсолютно всему меня научил Тимур.
А разве может быть интересно в постели с женой, которой ты подсказываешь, как надо двигать рукой во время минета? Я зациклилась. Тимур приходил с учебы, подрабатывал, а мне казалось, что он был с ней. Я возвращалась, и иногда она выходила из нашей квартиры с пакетом соли, коробкой спичек или пачкой сахара у меня на глазах. И это сводило с ума.
Он подвозил её, редко, но пару раз я видела, и я чувствовала её превосходство. Она была самоуверенной, красивой, сексуальной. А я так и оставалась несдержанной. Меня жгло ревностью с такой силой, что буквально выворачивало наизнанку. Тимур был интересным, ярким, горячим. За все последующие годы я никогда ни к кому не испытывала такой ревности, какую чувствовала по отношению к нему.
И я скандалила, кричала, выговаривала. Однажды я разбила вазу, подаренную его матерью, потому что увидела, как они разговаривают на улице. О чём можно было говорить с соседкой?