— Гипотетическому? — перебил меня плешивый. — Барон едва душу
богам не отдал этой ночью после того, как ты подсыпала ему в бокал
крысиного яда!
— Я ничего ему не подсыпала. Это мне что-то подсыпали или
подлили в бокал на вечере.
Что теперь будет? Попытка убийства — это не битая морда, парой
недель в яме не отделаешься. Кнут и каторга. По крайней мере для
таких, как я.
— Конечно, — ухмыльнулся плешивый. — А ты вообще никогда ничего
хмельного в рот не брала. Думаешь, ты первая, кто спьяну натворил
дел, а потом твердит, что его опоили и оклеветали?
— Я ничего никому не подсыпала, — повторила я. Надо было что-то
придумать, что-то сказать, чтобы мне поверили, но страх скручивал и
желудок, и мысли. — Мне незачем было травить Бен… барона после
того, как мы помирились.
Я в отчаянии посмотрела на Оливию — ну хоть она-то мне поверит?
Но по лицу соседки совершенно ничего нельзя было прочитать.
— Значит, вы ссорились?
— Да весь университет знает, что мы ссорились!
— Ты затаила злобу, разыграла примирение, чтобы втереться в
доверие, и отравила барона.
— Нет, я… — Я осеклась, что бы ни сказала сейчас — этот человек
все вывернет в свою пользу.
Самое лучшее, что я могу сделать — молчать. Молчать и думать,
постараться что-то понять, сообразить, что можно говорить, а чего
не стоит до того, как мы окажемся на официальном допросе.
При этой мысли внутри все смерзлось. Представителей нижних
сословий можно допрашивать с пристрастием.
Нет, не буду думать об этом. Не сейчас.
— Я не покушалась на жизнь барона Вернона. Это все, что я могу
сказать.
— Что ж, разберемся. Собирай вещи и поехали.
— Что я могу взять? — прошептала я. Голос не слушался, а взгляд
почему-то приклеился к каменному лицу Оливии. Если она мне не
верит, то никто не поверит.
И Родерик… Нет, не думать об этом, а то разревусь.
— Смену белья и одежды, кружку, миску и ложку, — оттарабанил
плешивый. — Шаль и теплые чулки.
— Письменные принадлежности? — подала вдруг голос Оливия.
Я обернулась к ней.
— Ну хоть ты-то мне веришь?
Оливия не ответила. Я стиснула зубы, чтобы не разреветься.
— Не знаю, зачем письменные принадлежности простолюдинке, но
можно их взять, — кивнул плешивый.
— Учебники можно? — спросила я, чтобы хоть о чем-то спросить.
Чтобы можно было думать о разной ерунде, а не о том, что мне конец.
Тут же обругала себя. Учебники библиотечные. Возьму хоть
конспекты.