Водоросли, песок, ракушки — все это ожило в нашей гостиной.
Оскар, рассматривая обитателей иллюзорного подводного мира,
шокировано приоткрыл рот.
А косматый незнакомец, наоборот, с неподдельным интересом
рассматривал моего снеговика.
Когда наши взгляды скрестились, я поежилась. У меня почему-то
создалось ощущение, что этот человек не только видел мой новый
облик, но и тот, что принадлежал Шелли Тревор, и от этого
становилось совсем не по себе.
***
— Оскар, я считаю, ты не заслуживаешь леди Даньелз, — на фамилии
косматый гость сделал особый упор, блеснув своим проникновенным
взглядом.
Я сглотнула, так как ситуация обретала совсем неожиданный
поворот. По задумке всего семейства, я должна была поразить
Эванзов, а никак не подозрительного и неопрятного гостя, которого
никто не ждал.
— Вуд, если ты заметил, леди Даньелз расположена больше ко мне.
Ты, друг, все проспал. Да и тебе ли иметь виды на юную девушку, с
твоим-то багажом и опытом?
Косматый недобро ухмыльнулся и вновь откинулся на диван
тетки.
— Ну что же, это даже забавно… Анжел, вы не будете против, если
я заберу вашу снежную скульптуру в качестве подарка.
Я медленно кивнула, не смея вклиниваться в разговор двух мужчин.
Сидела, держала спину и просто ждала, когда можно будет вступить в
разговор. Если же меня, конечно, пригласят к общению.
— Дочка, ну что же ты сидишь, может, сыграешь нам на рояле?
Тетушка умела мстить. Превосходно понимала, что я давно не
практиковалась и мои руки вряд ли с привычной легкостью могли бы
пробежаться по белым клавишам. И даже в минуты личной выгоды она
себе не изменяла — устраивала сложности виртуозно и с огоньком.
— По правде, это не самая моя сильная сторона, боюсь расстроить
лорда Эванза и хотела бы поберечь ваши уши.
— Отчего же, — оживился косматый гость, — я думаю, мои друзья
вполне снесут ваши огрехи, леди Даньелз.
Тут на тетушку снизошло озарение, что она сглупила и в данной
ситуации не стоило лезть со своей злопамятностью.
— Я предупредила, — улыбнулась и подошла к маминому роялю.
Папа любил, когда она музицировала. Мы так же, как и сейчас,
собирались в гостиной и могли часами слушать, как она играла.
Из любимого — звучание вальса «К юной Нюэнельсе» будоражило мою
душу. Мама играла его так, как никто другой. Ее пальчики плавно
порхали от клавиши к клавише. В ее теле не было ни намека на
напряжение или неудобство. Я девочкой завороженно наблюдала, и мне
казалось, в эти минуты никого, кроме нас, не существовало в целом
мире… Я же научилась играть по-своему, иногда с душой, иногда через
силу. В этом не было легкости, а лишь любовь к прошлому и память о
маме.