- Шеф, пробили, кто сломал банкомат, - гвардеец передает
распечатанные снимки с объектива камеры. – Он же, оказывается, не
просто сломал, но и разграбил инкассаторской отсек.
Секунды две я разглядываю довольную рожу Гены Зябликова,
выносящего деньги. Мда, попался сученыш.
- Слушай, а брат у тебя молодец, - замечаю. – Фото очень
четкое.
- Мой пиздюк, - довольно кивает гвардеец. – Мы им всей семьей
гордимся.
Сомнений больше нет. Шершнемета спустили с поводка Зябликовы.
Как и Борзую сегодня. Уже второе покушение на мою жизнь, а эти
черти всё еще живы? Да как так? Срочно исправить.
Но сначала подготовка. Предварительно делаю ментальную установку
Зубастику. Затем еду домой. Надо переодеться, причем максимально
пафосно: дорогие часы, брендовый костюм с серебряными запонками и
туфли ценой с полмашины. Еще прошу Лакомку налепить на меня
дополнительные энергопластыри, что альва с большим удовольствием
выполняет. Ее шаловливая ручка уже суется туда, куда клеить
пластырь совсем не нужно, хотя она вовсе и не затем туда полезла. Я
перехватываю тонкие пальчики и отвожу в сторону, покачав головой,
отчего альва, не убавив улыбки, лишь пожимает плечами: мол, значит,
в другой раз.
Затем уже на «Майбахе» в гости к Зябликовым. Район
примечательный. Покосившаяся пятиэтажка, обгаженный подъезд,
выкрученные лампочки на лестнице. Совсем невесело живут
разорившиеся дворяне.
- Какого хрена ты приперся?! – орет открывший мне дверь Гена.
Поразительно: в его поведении ни следа от страха, пережитого на
моей базе. Ну, конечно, ведь я не взял с собой волкомедведей.
Впрочем, Геннадий мог бы вспомнить, что у меня как бы два Дара.
- Я в гости, - с улыбкой отвечаю. - Старших позови, Ваше
Благородие, - достаю из кармана сторублевую банкноту и бросаю ему в
руки. – И неплохо бы послать кого-нибудь в магазин, пускай купят
«Ириных ватрушек» к чаю.
- Ах ты, чернь! – сжимает он кулаки, хоть банкноту и поймал
ловко. А я с улыбкой жду – накинется или нет. Но парень, видимо,
хорошо помнит прошлый опыт атаки на меня и совсем не горит желанием
снова бегать от галлюцинации Змейки. А жаль: так бы здесь всё и
закончилось.
Но трусость – тот инстинкт, что уже во второй раз спасает
Зябликова.
Тогда я просто прохожу мимо Гены и устраиваюсь в единственной
комнате в старом кресле спиной к окну. Скоро из кухни приходят
Ефрем и Фома. Один в дранном халате, другой в трениках и
майке-алкоголичке.