— В кухню? – нарушил молчание Илья и направился туда, я – за
ним, уселся на табурет.
— Кофе? Чай? – спросил Илья, ставя чайник на газ.
— То же, что будешь сам.
Я попытался посмотреть на себя его глазами. Пару месяцев назад
был Павлик, забитый тревожный мальчик, который боялся задержаться у
него даже на минуту и слово лишнее сказать. Вечно голодный, вечно
стесняющийся, которого Илюхины родители жалели и, точно одичавшего
щенка, пытались угостить вкусненьким. И тут вдруг раз – он по
щелчку пальцев превратился в матерого хищника, который без особого
труда разрулил свои проблемы и тянет целый коллектив детей. Был
хилым, а тут вдруг взрослого мужика завалил и отправил валяться
Рамиля, демонстрируя отменную технику.
И если раньше эти странности можно было списать на стрессовую
ситуацию – болезнь матери, конфликт с отцом, то теперь нестыковки
проступили во всей красе, и кому как не лучшему другу их не
замечать?
Странно, что мать и Борис не придают значения переменам во мне.
Я с ними делил только жилплощадь, но никогда – не радости и
трудности.
Я знал, что говорить, но молчал, предоставляя возможность другу
выговориться первым, но он все не начинал: то ли боялся, то ли
морально готовился к важному разговору. Придется снова брать
инициативу в свои руки.
— Илья, что бы ты себе ни надумал, я очень ценю нашу дружбу, —
проговорил я. – Это самое дорогое, что у меня есть. И, чтобы не
потерять ее, я готов на все.
Илья, разливающий чай из заварника по чашкам, замер, перестав
контролировать процесс. Спохватившись, отлил лишнее из
переполненной чашки, уставился на мня так, словно я должен был
прочесть его мысли и как-то на них отреагировать. Что ж…
— Я сильно изменился, да? И тебя эти перемены тревожат? Скажи
честно. Скажи все, что думаешь, я пойму.
— Вот! – Он воздел перст. – Даже сейчас ты… Раньше ты
отмалчивался бы и никогда не поднял бы тему. Ты говоришь
по-другому, у тебя другие слова, некоторые странные и
незнакомые.
Я хмыкнул.
— Неужели ты не заметил сразу?
— Заметил. Сперва думал – показалось, потом – что это временно,
и все будет, как раньше. Затем тетя Оля заболела, и ты отдалился.
Но теперь… Пашка, которого я знал, так не мог. Кто ты?
— Я и есть тот Пашка. Точнее нет, тогда был Павлик, а я – Павел,
но мы – один человек, это сто пудов.