Романтично и пронзительно. Полюбит ли меня хоть кто-то по-настоящему? Найду ли свою судьбу?
Пока все что меня связывало с мужчинами было окрашено в грязь и черноту.
***
– Давид Андреевич просит тебя спуститься к обеду, – заглядывает ко мне Мария. Смотрит крайне недовольно. – Лилиана, пожалуйста. Давай не будем его злить. Он очень строго приказал. Настроен, так сказать, решительно. Пойдем. Я утку запекла. С апельсинами.
– Я не голодна, – вздыхаю. Ночью мне приснилась сестренка. Это было так больно, что я до сих пор в себя не могу прийти. Ужасно истосковалась. Просто умираю…
– Ты всегда не голодна. Решила так себя доконать? Смотреть больно…
Мария Павловна не сдается и продолжает ворчать, убеждать, просить… Эта женщина
способна мертвого уговорить, поэтому накинув кардиган, спускаюсь в столовую.
На сидящего за столом Ериханова, стараюсь не смотреть. Но все равно он притягивает взгляд. Сегодня он в черной футболке и черных джинсах. На плече виднеется татуировка. Не полностью, из-за рукавов футболки, только ее часть. Нечто похожее на кельтские узоры.
– С чего вдруг забота о моем желудке? – спрашиваю, усаживаясь как можно дальше от Давида. Приборы Мария Павловна положила напротив. Подтягиваю их к себе, пока женщина несет для меня тарелку.
– Надо поговорить, – отрывисто произносит Ериханов.
– Мне не интересно.
– Ты так убиваешься, потому что я тебя не трахнул? – кривит лицо Давид.
Эти слова бьют наотмашь. Я даже застываю. Боже, я думала что время отдалила ту сцену… Но нет. Она снова перед глазами, будто сейчас происходит.
С трудом сдерживаюсь, чтобы не схватить первую попавшуюся тарелку с закусками, нарушить сервировку Марии Павловны и запустить в самодовольную рожу.
Но я слишком устала чтобы предпринимать все эти движения. Пусть говорит что хочет, упражняется в остротах, унижает.
Встаю, задвигаю стул.
– Знала, что аппетита мне визит сюда не добавит, – говорю холодно.
– Отвечать на мой вопрос ты видимо не собираешься? Ясно. Сядь, Лилиана. Если не поешь, чтобы я лично в этом убедился, тебе поставят капельницу. А потом будут кормить через зонд. Паршивое дело, серьезно. Тебе не понравится.
– Так хочешь угодить сестре?
– Да. Ради ее выздоровления я на много способен. Твоя смерть ее доконает.
Мои руки дрожат. Чего я добилась своим упрямством? Лишь того что Ериханов еще раз дал понять, что я для него – лишь инструмент. Почему мне так больно от этого? Необъяснимо…