Шахов, как это говорится в дипломатических протоколах, подошел с
чувством глубокого удовлетворения, похлопал по щеке лежащего без
движения боксера. Сходил с кружкой за водой, побрызгал в лицо. Тот
застонал, открыл глаза, не понимая, где находится. Марат кивнул
одному из своих знакомых, они подхватили боксера и отнесли на его
кровать. Того хватило только на ругань и обещание отомстить. Он
зудел с полчаса, пока ему не посоветовали заткнуться.
Утром следующего дня Коромысло, обходя ряды, увидел мой
роскошный синяк и, конечно, поинтересовался, откуда я приобрел, как
он выразился, такое прекрасное украшение.
- Споткнулся, упал, ударился о край скамейки, - спокойно соврал
я.
Возгальцев вытаращил глаза от моей наглости.
- Скажешь правду, попадешь под мою амнистию, - предложил он.
- Никак нет, скамейка виновата.
- Тогда в мой черный список. Ты еще пожалеешь о своем поведении,
когда будешь выплевывать легкие в двойном марафонском беге.
Он прошел дальше и, разумеется, попал на боксера.
- Ух ты! – притворно восхитился он, - Лошкарев, ты тоже
упал?
- Так точно. Скамейка виновата.
- Какая нехорошая скамейка. А может вы подрались? Скажи правду,
твой обидчик пострадает, а ты нет.
Скотина этот Коромысло.
Но мой противник оказался не столь подл. Или, может быть,
доверчив.
- Скамейка виновата, - уперся он.
- В список, - проинформировал Коромысло и приказал курсантам
идти. И началось. Получасовая зарядка, утренняя гигиена, завтрак,
прошедший мгновенно, и мы до обеда качаем всевозможные мышцы и
вырабатывали военные инстинкты, таская на себе муляжи автоматов.
Под инстинктами у Коромысла имелось в виду умение четко шагать,
красиво отдавать честь, крутить солнце на перекладине и, как
вершина армейского правопорядка, – неутомимо бегать.
Будучи человеком деревенским, я неплохо физически подковался в
процессе постоянных трудовых достижений в сельском хозяйстве. Война
резко сократила продовольственные возможности сферы торговли и
большинство продуктов за исключением хлеба приходилось получать
путем самозаготовки со своей «латифундии». И даже учась в
университете, каждое лето вкалывал в огороде на благо семьи и
собственного желудка. Обслуживание двадцать пять соток совершенно
вручную можно было именовать трудовым подвигом, если бы это не
являлось повседневностью для почти каждой российской семьи.
Спортивные занятия в университете тоже требовали поддержания
постоянного тонуса, и военная кафедра университета не являлась
пустым звуком. Местные майоры – подполковники в отставке и на
действительной службе во время месячных военных сборов по мере
возможности старались подкрепить в нас солдатский дух, выделяя по
несколько часов в сутки под обязательные физические упражнения.
Бег, отжимания, маршировка… уставали так, что к концу дня темные
круги перед глазами плавали.