По плану восстания, охрану гауптвахты несли трое араваков –
руководителей аравакской секции Дарав. В свое время под гауптвахту
приспособили две стандартных комнаты. Спереди отгородили общий
коридор, в котором разместился караул, а в двух укороченных
комнатах размером три на четыре метра – камеру для комсостава с
четырьмя койками и камеру для рядовых с четырьмя двухэтажными
нарами. Сейчас в камерах «губы» размещалось пять и шесть
арестованных соответственно.
Скрипко с удивлением обнаружил у входа в «губу» не троих
араваков, как предусматривалось планом, а четверых, двое из которых
были ему не знакомы.
- Как дела, Гуанакар? – осведомился Скрипко у секретаря
аравакской секции Дарав.
- Все нормально, товарищ Скрипко, - ответил туземец, -
арестованные ведут себя тихо.
- А что это за незнакомые товарищи с тобой? – осведомился вожак
Дарав.
- Это мой старший брат Картоган, - указал Гуанакар на одного из
незнакомцев. - Он командир взвода в гвардии. Только вчера прибыл на
рейсовом корабле с Кубы в отпуск. Я его посвятил в наши планы. Он
нашему делу вполне сочувствует. И с ним прибыли еще трое воинов из
его взвода. Я их тоже привлек.
Члены бюро Дарав поздоровались с незнакомцами. Огнестрельного
оружия у них не было, но на поясах висели внушительного вида
испанские мечи.
- Ты должен был меня проинформировать, прежде чем привлекать
новых людей к нашему делу, - попенял Гуанакару Скрипко.
- Так времени совершенно не было! Готовились к восстанию. Я
подумал, что обстрелянные бойцы для нас лишними не будут.
- Ну ладно, ты говоришь, привлек четверых, а я вижу только
двоих. Где остальные двое? И где член бюро секции Каманур? Он
должен быть с вами.
- Каманур дежурит в караулке. Я подумал, нужно следить за
дверями, а то, как бы арестованные не отперли двери изнутри.
Арестованные – очень умные и серьезные люди. А двоих новичков я
отправил на ту сторону корпуса следить за окнами, чтобы
арестованные не перепилили решетки.
Гуанаркар очень высоко ставил всех мартийцев, а перед их
арестованными руководителями он вообще испытывал трепет,
переоценивая их возможности.
Разговаривая с Гуанакаром, Скрипко лихорадочно соображал, что же
делать в изменившихся обстоятельствах. Планом предусматривалось,
что он и Мамыкин входят в камеру и четырьмя обрезами из восьми
стволов кончают всех арестантов. Скобелкин в это время
расстреливает из пистолета троих араваков. Затем они перезаряжают
обрезы, входят в другую камеру и кончают всех там. После этого
Скобелкин относит обрезы в цех, чистит их и кладет на место.
Скрипко и Мамыкин остаются у гауптвахты объясняться с проснувшимися
мартийцами.