После всего
этого я больше не ходила к Мите. Я поняла очень хорошо, что жениться на мне он
и не собирался и что всё то было для него так, вроде развлечения, что ли.
После меня к
нему в комнату приходили и другие девчонки, я знаю. Но эти девчонки относились
ко всему совсем не так, как я. Они продолжали жить по-прежнему, как будто то,
что они стали женщинами, ничего в их жизни не поменяло.
Они смеялись
с Митей на переменах, а Митя обнимал их. Обнимал их и подмигивал другим нашим
девочкам, глядевшим на него с обожанием. Он ведь был очень красив, Митя. А то,
что он был помладше многих девочек, это тоже никого не смущало. Других-то ребят
в нашем окружении толком не было. И Митя пользовался этим вовсю.
Стешка моя
ненавидела Митю. «Скольких девчонок порвал, скотина проклятая», - говорила она.
Стешка была из деревни и рассказывала, что некоторым нашим девочкам, живи они в
Стешкиной деревне, уже давно бы ворота
дёгтем вымазали. Наверное, она имела в виду и меня, Стешка. Хотя я ни ей, ни
кому-либо другому ничего не рассказала.
Знала только
моя мать и мучилась от неизвестности, кто же это. И проклинала этого кого-то на
чём свет стоит. Немного утешало мать лишь то, что краски у меня пришли вовремя.
«Пронесло», - увидев, что я привычно маюсь от боли, сказала мать.
Моя
сестрёнка Машка влезла тогда в разговор и спросила: «А чего пронесло, мам?»
Мать дала ей подзатыльник. А потом, попозже, мать долго разговаривала с Машкой
на тему «береги честь смолоду». «Узнаю, что ты честь свою нипочём зря отдала,
убью!» - сказала в заключение Машке мать.
Мать,
конечно, хотела, чтобы хоть одна её дочь была нормальная. Порядочная.
Непорченая. Да…
Меня Митя
всё это время, пока хороводился с другими девчонками, как будто не видел. Не
замечал. Хотя я всё время старалась крутиться поблизости, если выпадала такая
возможность.
Нет, я
больше не подходила к нему. Я просто смотрела на него, впитывая в себя его
облик. Просто смотрела. Это замечали уже все. Меня жалели, считали двинутой на
Мите. Из беззаботной весёлой хохотушки я превратилась в молчаливую грустную
девушку.
Я ходила
тенью по институту и высматривала, высматривала его. Митю. Больше меня не
интересовало ничего. Но хорошо хоть то, что учёбу я тянула. Я по-прежнему была
отличницей и старостой группы. Но никакого интереса или удовольствия ни учёба,
ни обязанности старосты мне больше не доставляли.