Я металась в
бреду три дня и три ночи. Повторяя беспрестанно его имя. Митя…
А потом я выздоровела.
Выздоровела враз, как будто и не болела.
Выздоровела
и вновь стала весёлой беззаботной хохотушкой Клавкой. Я вновь с удовольствием
училась, а по вечерам бегала в парк на танцы. Кончилась война, и каждый вечер в
нашем городском саду теперь играл духовой оркестр.
И приходили
на танцы парни, вернувшиеся с победой. И кружилась я в танце, хохоча и раскинув
руки, чувствуя себя прелестной бабочкой с яркими крылышками…
Я сделала модную
перманентную завивку и густо красила ресницы трофейной тушью. Я была хороша и
знала это! Парни тянулись ко мне, приглашали на танец, а после провожали до
дома. Я шла, стуча каблучками, с очередным своим кавалером под ручку, всякий
раз стараясь пройти мимо Митиного дома.
Да, Мите
дали комнату в хорошем доме как фронтовику. Его окно выходило прямо на улицу. А
я шла мимо этого окна и хохотала, хохотала. И мой очередной кавалер,
воодушевлённый моим хохотом, всё сыпал и сыпал шуточками. Мне действительно
было весело. Да всем тогда было весело. Ведь закончилась война!
А Митя… Я не
думала о нём больше, правда. Я перебирала и перебирала своих кавалеров, которых
стало вдруг так много. Но нет, конечно же, я не ложилась в постель ни с кем!
«Только через ЗАГС», - смеялась я на очередное предложение пойти попить чайку с
трофейными конфетками.
«Я не
такая», - доведя очередного кавалера до жуткого стояка, которым он упирался мне
в живот, обнимая, насмешничала я. О да!
Стоило любому из них крепко обнять меня, прижать к себе, как твёрдый горячий
стояк тут же взбухал, чуть ли не прорывая мне платье.
А уж если я
давала потрогать мою грудь… мою роскошную грудь, которая совсем не нуждалась ни
в каких лифчиках… Ах-ха-ха… Ах-ха-ха…
Некоторые
звали меня замуж… Но замуж идти я не хотела. Потому что не представляла себе,
как это, как это идти на то интимное, что было у меня с Митей, с кем-то другим…
Рвота подкатывала к моему горлу при одной мысли о чужой плоти в моём теле…
Мать
понимала моё нежелание выходить замуж по-своему. «Можно ж и обмануть, Клавка, -
подкатывала ко мне она, - подгадать свадьбу к твоим краскам, и всё. Кровь
польёт, и не догадается никто. Они ж голодные все сейчас, мужики-то. Сожмёшься
там, внутри-то, он и не поймёт ничего…»