После черт знает, какого поворота, перед Артемом оказалась
железная дверь — на этот раз с ручкой. Недолго думая, он потянул ее
на себя — из проема обдало холодом, точно из морозилки. Да это и
было огромной морозильной камерой с развешанными под потолком
освежеванными тушами. Люминесцентные лампы выхолащивали из
помещения любые цвета, придавая окружению синюшный трупный
оттенок.
— Так, что тут у нас?
Ни в одной туше Артему не удалось признать ни свинину, ни
говядину. Кажется, у некоторых даже было нечетное количество
конечностей. Вернее, обрубков. Само мясо тоже имело цвет странный и
совершенно неаппетитный — что-то среднее между мертвенно-серым и
гнилостно-фиолетовым. Осторожно Артем пробирался между телами,
стараясь не измазать случайно одежду — по ту сторону помещения
находилась вторая дверь, и этот вариант выглядел куда
соблазнительнее, чем возвращение в темный коридор, где кто-то
катался по паутине рельсов. Температура в холодильной камере была,
конечно, соответствующая – у него дома морозилка и то работала
хуже. Пальцы быстро потеряли чувствительность, холод вовсю хищно
щипал за щеки, глаза слезились, отчего он не сразу признал в
свисающем с одной из туш мешочке женскую грудь. Тут же перед
глазами встала та самая, украденная курьершей сиська – и то, как
плоть буквально была проглочена земляным полом гаража. Повинуясь
неведомому, почти детскому любопытству, Артем протянул руку и с
какой-то садисткой грубостью изо всех сил сжал сиську, неизвестно
как выросшую на явно нечеловеческом теле. Он тут же взвизгнул,
когда что-то раскрылось в мягкой полусфере и цапнуло его за пальцы.
Упав на задницу, он, шокированный, наблюдал как располовиненная
безгубым ртом сиська слепо щелкала зубами в инстинктивной ярости.
От этих телодвижений туша начала раскачиваться на крюке, и вскоре
раскачалась достаточно, чтобы зубастая сиська вгрызлась в бок
соседней убоины. Та – безголовая, безногая, безрукая – взвыла
многочисленными глотками – благо, без зубов – раскрывшимися с
внутренней стороны разверстой грудной клетки. На звук среагировали
и остальные «обитатели» холодильной камеры; все заходило ходуном.
Надувались многокамерные легкие, словно меха, издавая трубное
гудение; сокращались скальпированные мышцы, дергались беспорядочно
многочисленные культяпки, омерзительно пульсировала разнообразная
окоченевшая перистальтика. Артем почувствовал, как наспех выпитый
перед выходом кофе скопился где-то в районе гортани и теперь
балансировал между намерением прыгнуть обратно в пищевод или все же
идти до конца и растечься грязным пятном на куртке.