Уезжал с острова я вполне официально. То есть предупредил
полицию о своем отъезде, по тихому оплатил знакомому офицеру,
дополнительное рвение в отношении моего дома. Вообще-то, с взятками
здесь строго. И если кто-то узнает о том, что я приплачиваю офицеру
за то, что он и так обязан выполнять, мало не покажется никому. Не
ему, потому что он тут же окажется на улице с волчьим билетом, ни
мне. Как минимум огромный штраф, а скорее и срок. Так что если кто,
что-то и берет, то только от хорошо знакомых людей и чаще всего
обставляют это так, чтобы деньги не выглядели взяткой. Например, мы
с Джоном Крисби, время от времени продаем друг другу библию 1912
года издания. Правда, я покупаю ее как минимум долларов за пятьсот,
а он выкупает ее обратно за десятку. Но зато это выглядит именно
как бизнес. И подобную сделку никак нельзя пришить к взяткам.
На этот раз я покинул остров, отправившись в Австралию. Посетил
Сидней, прогулялся по Мельбурну, заглянул и в столичный округ, а
затем просто снял небольшой домик на две недели на побережье, и
переодевшись так, чтобы не слишком отличаться от жителей Советского
Союза перешел в Ташкент.
Ташкент встретил меня полуденной жарой, и толпами народа
спешащими непонятно куда. Что интересно на том же Оаху, после
полудня жизнь фактически замирает, и возрождается ближе к вечеру.
Считается, что, при такой жаре работать нельзя. Хотя какая там
жара, если температура редко когда переваливает за тридцать
градусов по Цельсию. Я привык переводить все именно в Цельсия, хотя
в США используется шкала Фаренгейта. К фунтам и милям привык
достаточно быстро, а вот с градусами, почему-то не получается. Как
услышу что температура доходить до девяноста градусов, мне сразу
становится жутко, и боязно обвариться таким кипятком, хотя на деле,
это всего-лишь чуть больше тридцати градусов, по привычной шкале. В
то время как в Ташкенте все лето держится около сорока, что в
переводе на Фаренгейта означает 104 градуса. Причем это – «около»
чаще всего находится выше этой цифры. Но на это не особенно
обращают внимание. Говорят по советским законам нельзя работать на
открытом воздухе при температуре ниже тридцати и выше сорока
градусов Цельсия. Вот по радио никогда не объявляют температуру
выше сорока. Но если говорят сорок, то любой термометр в тени
показывает все шестьдесят, а о солнце и говорить не стоит. Но дело
в том, что люди, которым нельзя работать при такой температуре,
обычно сидят в кабинетах с кондиционированным воздухом. А все
остальные, тоже должны стремиться к этому, у нас ведь общество
равных возможностей. Ведь не зря же говорят, что: «Советский
человек должен ежедневно находить для себя новые трудности, и
успешно их преодолевать!»