Внутренняя отделка дома пахла идеальными, белыми стенами, ровным
паркетом и идеальной чистотой. О своей обители бабушка моего друга
заботилась чуть ли не маниакально, не покладая рук и больной спины.
И раньше я был здесь частым гостем, так как с рыжим мы были не
разлей вода с самой школы.
Только вот сегодня меня встретила не добродушная улыбка
Валентины Павловны, а сам Василий Петрович, собственной персоной.
На мужика, который до сих пор мог дать форму многим молодым, было
жалко смотреть.
Болезненная бледность, обвисшие веки и несколько новых, как мне
показалась, седых волосинок на висках. Он стоял на трясущихся ногах
и, желая хоть как-то скрыть своё бессилие, облокачивался на край
двери.
— Василий Сергеевич, — я протянул руку, сощурившись. — С вами
всё в порядке?
Мужчина натянул слабую улыбку и пробубнил, мол, все в порядке,
просто не спал. Но всё звучало как-то невнятно.
С одной стороны, после произошедшего его можно было понять. С
другой... я помнил, как он горевал о своей покойной жене. Прекрасно
помнил эту неделю его слабины, которую отец моего друга себе
позволил, но и то тогда он держался получше, чем сейчас.
Однако... может, я просто придирался к его внешнему виду? Всё
же, кроме сына и матери у него никого не осталось. И переживать ещё
и за потерю...
Вадим показался из-за спины своего отца и, виновато улыбаясь,
протянул руку.
— Ярик, что-то ты долго!
Кот, при виде его, едва касаясь моих штанов, запустил в ткань
когти, дабы я обратил на него всё своё внимание, а ведь мог просто
мысленно обратиться ко мне. При виде его безумных глаз, я попытался
было спросить, в чем дело, но громкий голос рыжего отвлёк тут
же.
— Учебники-то принёс? Мне не с чем завтра на пары идти...
так-то...
Парень то и дело заглядывался на сумку на моём плече, словно
гадал, забыл я его просьбу от резкого пробуждения или всё же нет. А
затем спросил:
— Ты опять своих блохастых подкармливаешь?
Немного растерявшись, посмотрел на Кактуса, затем на Вадима и,
разжав губы, пробормотал:
— Это мой, ручной. Со мной везде ходит, да и дома живёт... с
недавних пор... а учебники...
Я не знаю, что меня смутило в поведении или во взгляде Вадима,
но я отчётливо понимал, с ним что-то не так. Слишком он был... нет,
оживлённым и непосредственным он был всегда, но его худоба стала
более отчётливой, щёки почти впали, зубы... как мне показалось,
потеряли свою белизну, а он всю жизнь «сверкал» улыбкой актёра
большого экрана из-за своего «образа» юмористической жизни.