.
Серафим Иванович сообщил мне, что
приходил офицер особого отдела, чтобы поговорить со мной, он его не
допустил в реанимацию, но тот обещал вернуться позже. Я понял, что
встреча неизбежна, и надо подготовиться к ней. Мне скрывать нечего,
буду говорить обо всем, как было. Интересно, что память на
последние события отзывалась четко и зафиксировала все в
подробностях. Думаю, что особому отделу мне есть, что сказать.
Я заметил, что помню события своей
жизни четко, мне достаточно сконцентрироваться на каком-то
временном отрезке своей жизни и все проявляется. Также память
реагирует и на отдельные фрагменты и события, которые я пытался
вспомнить. Что касается памяти переводчика, то я удивлен, что хотя
бы последние часы его жизни остались у меня. Обычно душа улетает и
забирает весь накопленный опыт жизни, а мне вес же досталась его
оперативная память.
Мои физические тренировки дали
результат: теперь я могу вставать и ходить на костылях. Врач,
сказал, что завтра меня переведут в общую палату. Девчонки
опечалены потому, что в реанимацию может заходить только лечащий
врач и наблюдающая сестра, а в общую палату все врачи и медсестры с
посетителями. Нам труднее будет встречаться, но они что-нибудь
придумают.
Уже целую неделю я нахожусь в общей
палате, вместе со мной еще трое бойцов на излечении. Мы обменялись
именами, никто не желает рассказывать о себе, я тоже не стремлюсь к
этому. Обстановка спокойная и дружелюбная, располагает к
размышлению. После обхода врачей, в палату зашел офицер особого
отдела капитан Демченко Федор Степанович. Он представился и
попросил выйти всех лишних и занялся моим допросом.
Только так я могу охарактеризовать
его вопросы. Я начал подробно рассказывать
- Я до сих
пор не верю, что командир мог погибнуть. В него все верили как в
бога. Он, случалось, после выполнения задачи вытаскивал группу из
таких ситуаций, что просто уму непостижимо. В двадцати трех
выходах, из которых одиннадцать результативных, он не допустил
потерь личного состава, исключая последний выход. Ему завидовали.
Называли везучим. А он ночами над двухкилометровками сидел, схемы
вычерчивал, "любые возможные и невозможные варианты "проигрывал". У
него всякая операция на трезвом расчете строилась.
- Капитан
меня прервал, - Ты мне не пой дифирамбы о командире. Мы все
прекрасно знали Петра Рябко, - Ты рассказывай об операции
досмотра.