Текст – нечто вроде айсберга, у которого лишь небольшая часть доступна восприятию. В целом же восприятие любого текста, как и вообще процесс восприятия человеком явлений внешнего мира, есть не пассивное усвоение чего-то «готового», а творческий процесс создания нового.
Таким образом, надежда социологов-догматиков на создание идеального языка, обеспечивающего правильность передачи и восприятия содержания не за счет усилий сознания, а за счет правильности самой знаковой формы, принципиально неосуществима.
Гуманитарные науки отнюдь не случайно предпочитают обычный, разговорный язык: так удобнее мыслить о предметах, которые до конца никогда не могут быть определены, а, напротив, заново определяются в каждом новом контексте. Да, языковая формализация содержания идеального сознания может дать лишь частичное его отображение и не обеспечивает не только его адекватное отображение, но и его однозначное понимание. И все-таки при всей своей неустойчивости, многомерности, расплывчатости и т.д. замечательно как раз то, что именно естественный язык является самым эффективным средством для выражения наиболее точных и тонких содержательных понятий.
В связи с этим необходимо подчеркнуть, что разница между «точными» и остальными науками лишь в том, что в первых бессмысленные выражения можно узнать уже по их внешнему виду, в то время как в последних для этого требуется обращаться к анализу содержания. Ведь во многих случаях однозначное понимание сообщения как раз свидетельствует о неполном понимании. «Неточный» естественный язык способен передавать такие тончайшие нюансы мыслей, чувств, настроения, что нельзя и надеяться выразить их с помощью «точного» языка науки.
Однако многие социологи, руководствуясь представлениями естественных наук о точности, стремятся во что бы то ни стало освободиться от «недостатков» естественного языка. Они попросту предпочитают не обращать внимания на чрезвычайно тонкую специфику речевого общения и основываются в своих изысканиях на играющем принципиальную роль предположении о полной тождественности смыслов сообщений, которыми обмениваются исследователь и респондент. Поступая так, они исходят из неявной (и неверной) посылки, что поведение человека (реальное и вербальное) подчиняется безукоризненно сознательным, как бы загодя исчисленным, безошибочным однозначным решениям. Никаким сомнениям, неуверенности, которые свойственны в большей или меньшей степени любому человеку, в социологических моделях не находится места. Зато создаются условия для применения числовых измерительных шкал – важнейшего, по мнению этих социологов, атрибута «точной» науки. Их мало смущает почти полная нечувствительность таких шкал к собственно социальным аспектам исследуемых явлений и тот факт, что за возможность пользоваться этими шкалами приходится расплачиваться ценой недопустимого упрощения реальности, фактически уклоняться от изучения социальных процессов во всей их сложности и полноте.