– Сударь любезный, верните-ка
чужие вещи! – Барон скрутил руки зазевавшемуся
визитеру.
Тот подозрительно покорно расцепил
хватку, рюкзак плюхнулся на пол.
– Так-то лучше! – Тонкие усики
разъехались в стороны. – Мы не воры, барышня, приношу свои
извинения за инцидент!
Полина потянулась за рюкзаком, но,
опомнившись, отпрянула.
– Это не мое. Мой остался в
гардеробной, – торопливо сказала она.
Ее взгляд перехватил клон – он
ожидаемо не спешил уходить. Хотел разоблачить «девчонку», которая
шла в комплекте с «объектом». То есть куклой! Вряд ли ее спектакль
сбил клонов с толка, но, может, хотя бы поселил
сомнение.
Когда мужчина в конце концов ушел, в
зале повисла тишина. А потом все заговорили разом. Девушка
рассеянно слушала «птичий базар» – оказывается, никто не ощутил
гипнотранса, все думали, что вошли двое, стащили рюкзак, а Барон их
остановил.
До конца проб она сидела тише воды,
ниже травы, вошла последняя. Что-то спела и даже станцевала. Сумела
по заказу расплакаться и рассказала единственное стихотворение,
которое знала наизусть: «Ты меня не любишь, не жалеешь» Есенина. На
пение Барон поморщился, а остальную самодеятельность встретил с
каменным лицом. Полина даже немного расстроилась, неужели все так
плохо?
– Мы вам перезвоним! – Секретарша
надела дежурную улыбку.
Никто ей перезванивать не собирался,
но это была меньшая из бед на сегодняшний день. Набравшись
наглости, Полина выпросила у секретарши хозяйственную сумку и
платок, оставив взамен рюкзак. Хоть так выиграет у погони немного
времени.
Итоги за день были неутешительными.
По всему выходило – куклу не купят. Украдут, отнимут – с
радостью, а вот платить денег не станут. И кто так отчаянно
охотится за игрушкой, столько лет пролежавшей в подвале на
Молдаванке? Уж точно не местные бандиты. Преследователям не
составило труда пробраться в квартиру Полины, но «объект» почему-то
не взяли. Не нашли? Или была другая причина – клон же сказал: «без
девчонки нельзя». И почему исчезла фотка
Анонимуса?
Голова идет кругом, и даже
посоветоваться не с кем. Вот-вот отчаяние начнет свой пир. А стол
уже ломится от блюд – страх в горшочке и в собственном соку,
депрессия гриль с кусочками свежих разочарований, несбывшаяся
надежда на косточке, обвалянная в семечках резких слов,
замкнутость, запеченная в фольге со специями горьких
воспоминаний... Нет, так не пойдет. Полина мысленно сдернула
несуществующую скатерть. Пир отменяется.