– Не веришь, да? – вывел ее из задумчивости недоуменный голос Тимохи.
Она беззащитно улыбнулась и покачала головой в знак несогласия.
– Разве я тебя обманывал?
– Нет, просто я так чувствую. Смотрю на тебя и…
– Ну и чувствуй! – рассердился Тимоха.
Когда он вышел из зимовья, казалось, хуже настроения не бывает. Чтобы он еще когда-нибудь стал откровенничать перед девчонкой? Ни в жизнь!.. Где там Сашка с Оркой?.. Домой пора сматываться, в самый раз. И больше сюда – ни ногой!
Сашка помахивал топором в дальнем конце поляны. Вроде б не сильно помахивал, а поленья отпрыгивали с веселым перестуком. Тимоху он встретил насмешливо. Глазастым обозвал.
– А что такое? – насторожился Тимоха.
– А то! Погляди в альбом. Твои грибы уже были нарисованы. У пня сорвал?
– Правда что ли?
Постучав костяшками пальцев по голове, Сашка повторяться не стал. И так было ясно – не врет.
– Откуда ж я знал…
– Смикитил бы. У самой поляны выросли такие грибы. Неужто все безглазые?
По Сашкиному разумению выходило, что и дед Агей видел боровики. Да не спешил сорвать, представляя, как порадуется находке Оля. А она хотела доставить такое удовольствие деду. Вот и таились друг от дружки, пока не подоспел глазастый.
– Все! – подытожил Тимоха. Мотаю отсюда. Провались они со всеми штучками-дрючками! Дурачка из меня сделали и довольны.
– Будет набухать то, – сказал Сашка. Сейчас за корнем пойдем. Попросил дед поискать с ним вместе.
– Вот и шагай с ним! А с меня хватит! Нашли дурачка…и рады.
Коротко взглянув на заикающегося от волнения Тимоху, Сашка взялся за топор:
– Ну и давай! Дуй до горы!
Обида так душила Тимоху, что он назло всем побрел не торной тропой, а напрямик, по гребню склона. Но далеко уйти не успел. За кустами почудилось какое-то шевеление.
Осторожно ступая, через просвет в листьях он угадал знакомую выгоревшую на солнце коричневую кофту. Нашла–таки бабка Гамова прибежище Оли. Или еще не успела и копает свои корешки?
Тимоха резко отвел ветку, рассчитывая на внезапный эффект, и нос к носу столкнулся с широкой мохнатой мордой, по которой бегали муравьи. Прищуренные глаза медведя враз округлились и засияли нервным трепетным светом.
Зрелище так ошеломило Тимоху, что он не смог даже пискнуть, не то, чтобы позвать маму. Но и косолапый обмяк с перепугу. Он первый опомнился: хрюкнул, рыкнул и, подбрасывая тяжелый зад, бросился наутек.