Сон не идет. Мне скучно. Рея внутри ворочается, тоже испытывает жажду приключений на то самое место. С кровати я сползла ногами вперед, долго шарила руками по стене, но все же нашла дверь. Вот бы этому строителю такую дверь в туалет, пусть помучается.
***
По коридорам гуляет ветер, но каменный пол почему-то теплый. Наверняка, магия. Огромные окна от пола до самого потолка. Небольшие светильники, типа тех, что были в средневековых замках. Но огонь не дрожит от дуновения ветра.
Почти на каждом разветвлении коридоров стоят странные статуи змееподобных существ. И живые цветы. Их много и они все разные.
Я бродила бы долго по коридорам, если бы шла вниз, но я шла вверх. На самый верх. Небольшая комната с одной единственной статуей посередине в окружении небольших фонтанов и сотен цветов. А по периметру залы стоят каменные скамейки. Я не стала прельщаться на удобные лавочки, а села прямо на один из бортиков основного фонтана и стала смотреть на статую.
Мужчина, средних лет, явно не человек. Уши слишком вытянуты и заостренны. Вертикальные зрачки и крылья, вырывающиеся из-под рубашки.
– Это один из самых первых Хранителей. – тихий голос справа.
Медленно оборачиваюсь и вижу служителя богов, он как-то заходил ко мне, справляясь о самочувствие. Кажется, его называли жрецом.
Мужчина улыбнулся (если улыбку анаконды можно назвать таковой).
– Он очистил свой мир от скверны, и ушло у него на это более трех лет, он был мужественен и силен. Он был на грани столько раз, сколько никто и никогда не был. Но он так и не бросил свой мир. Ни разу.
Стало холодно.
– Что с ним стало?
Змеелюд прищурился.
– Их нет.
Тело словно ледяными иглами прошило. Рея внутри закричала от ужаса.
– А что произошло? Он ведь Хранитель. У них ведь произошло слияние.
Жрец довольно кивнул.
– Верно. – мужчина посмотрел на статую. – Он полюбил женщину. Так сильно полюбил, что доверился ей, а она оказалась врагом. Вместе со своим любовником, она начала отравлять воды мира, занесла болезнь, от которой выступали черные язвы. Никто не выживал от этой хвори. А Хранителю она сцеживала молоко Манны, отвлекая от всего лживыми ласками.
И словно бы для себя, как будто вспоминая, он пояснил:
– Все одно, что молоко, да только выдает его медный привкус, да запах павших листьев. Помутилось сознание Хранителя, стало для него все добро злом, а зло благодатью. И стал его мир рушиться с утроенной силой.