– Как жизнь? – спрашивал Харон.
– Конусом, – бойко отвечал старик. – Иду мелким шагом, робким зигзагом.
На его языке это означало, что жизнь катится к своему концу. Но Харон не припомнит случая, чтобы старик отказался от выпивки.
– Хвала Всевышнему! – обычно говорил Юшманов, наливая ему полный стакан.
– Воистину воскрес! – отвечал старик.
Харон улыбнулся: веселый был сосед, царствие ему небесное. Он и вспомнил-то старика сейчас, чтобы избавиться от мыслей о Руслане, которые стали тяготить его.
Харон почувствовал необычайную ясность в голове, и, как это уже не раз бывало, стал мысленно разговаривать сам с собой. Это было похоже на тренировку ума. Если бы он этого не делал, то уже давно сошел бы с ума.
Харон даже выпрямился теперь на кровати, и скрестил на груди руки.
«Почему мир так велик? – спрашивал у себя и тут же отвечал. – Да потому, что Господь не отвергает ни одной песчинки».
Харон подумал, что все русские люди живут ожиданием лучших времен, которые так и не наступают. Раньше ему тоже казалось, что впереди целая жизнь, а сейчас выходит, что у него нет будущего. Грустно. И что за время приспело, чтоб его волки сожрали!
Дождь как-то незаметно поутих, потом и закончился. Легкий ветер раскачивал ветви деревьев за окном, дробя зеркало лунного света на сотни зыбких осколков.
«А ведь это про меня сказано, – с тоской подумал Харон, вспомнив полюбившийся ему библейский отрывок. – Не расточай имущества своего. Сегодня ты продал кольцо, завтра – цепочку. А потом у тебя не будет даже слез, чтобы плакать».
Харон почувствовал ноющую боль в спине и повернулся на бок. Где-то вычитал об отшельнике, который, поддавшись искушению, уверовал в то, что способен исцелять людей. Когда он умер, земля не приняла его. И отшельника похоронили за кладбищенской оградой, где обычно хоронят самоубийц. А ведь он не сделал людям ничего дурного…
Думая так, Харон закрыл глаза и тотчас провалился в ночную пропасть, забывшись тяжелым тревожным сном.
Утром его разбудил какой-то грохот за окном. Сначала ему показалось, что началась гроза, но потом раздался сухой треск автоматных очередей, и он ясно услышал внизу судорожно втягивающийся в душу крик: а-аа-аа!..
Не отдавая отчета в том, что делает, Харон надел бушлат и выбежал на улицу.
Он был поражен тем, что увидел. Земля сотрясалась от разрывов артиллерийских снарядов, из разбитых окон соседних домов густыми клубами валил дым, а на усеянном битым стеклом тротуаре ничком лежал человек.