– Мы подходим к тому моменту, о котором нам вещали далёкие предки. Следует оставить Арту, князь, поскольку приблизилось то, о чём они предупреждали, – с грустью вынужден был признать верховный жрец.
– Вы требуете невозможного! – возразил Сагилл, каган Артанский.
– Я ничего не требую, князь, а лишь говорю о том, что наш город скоро падёт, и никто из смертных не сможет этому помешать. И хочу также напомнить, что об этих предсказаниях в той или иной степени известно нашим врагам, поскольку вы знаете, что информация распространилась повсюду.
– Что же ты предлагаешь?
– Постепенно уводить жителей, расселяя их по побережью вплоть до самых артанских границ.
– Вы предлагаете бросить их прямо в руки хазарам? Это подло!
– Это необходимо, поскольку так вы избежите куда бóльших жертв. Руссы смешаются с хазарами и получат возможность жить.
– Может, есть ещё какой-нибудь выход? – не унимался каган. – Отправить их в Киев, например.
– Нет, в Киев нельзя. Руссам нельзя уходить с этих земель – только так они сохранят свою культуру и в нужное время передадут её потомкам.
– Или погибнут.
– Князь, я лишь рассказал тебе о том, что мне было открыто богами. Если поступишь, как они велят, – спасёшь не только свой род, но и весь мир от грядущей катастрофы, которая обязательно произойдёт в том случае, если Знания попадут в недостойные руки.
Сагилл задумался:
– Возможно, ты и прав. Сам я не брошу свой город, и если понадобится умереть, защищая его, я всё равно не отступлю. Но людей своих пожалею. Делай так, как считаешь нужным. Начинай постепенно уводить их из Арты.
Однако этим планам не суждено было осуществиться – несмотря на то, что жрецу удалось расселить небольшое количество людей по побережью вплоть до Тмутаракани, многие по-прежнему продолжали ждать своей участи в обречённом городе. И вот сейчас, с высоты крепости священной Арты, верховный жрец Ратмир, наблюдая за тем, как стремительно приближаются неприятельские всадники, неся с собой хаос и смерть, невольно задумался над тем, что волю богов нужно исполнять вовремя, поскольку в некоторых случаях промедление равняется погибели – если не физической, так душевной.
Тем не менее, несмотря на всю сложность ситуации, лицо жреца по-прежнему оставалось невозмутимо спокойным, а мудрые глаза светились покорностью.