– Ни капли.
– Это значит, что ты разочаровалась в людях, Лысая. Ты одинока, а твоя тату – это твой крик о помощи.
– Ты ебанулся?! – вскричала Пашка, не выдержав. – Там, блядь, написано «STAYAWAY», переводится как «Держись подальше»!!! Хренов ты задрот, что ты вообще о себе возомнил?!
Она наступала на Истомина, тыча ему пальцем в грудь.
– Не смей пытаться угадывать, что со мной происходит! Не смей жалеть меня! Не смей говорить, что мне нужна помощь! Не смей, сука, говорить, что я одинока, потому что это ни хрена не так!!!
– Не была б ты одинокой – не набила бы такое на черепе.
– КАК ТЫ МЕНЯ ЗАЕБАЛ!!! – разнёсся крик на весь парк.
Замахнувшись, Пашка со всей дури врезала Истомину по лицу – тот даже не успел никак защититься. Дужка очков хрустнула. Лысая собралась ударить ещё раз, но ей прилетело с такой силой, что помутнело в глазах. Едва устояв на ногах, она схватилась за кровоточащий нос, отойдя по инерции на несколько метров назад.
Так же покачнувшийся, Истомин аккуратно снял очки, зажмурив один глаз. Висок его кровоточил.
– Ты одинока, Лысая. И тебе нужен нормальный друг.
– Заткнись, иначе врежу ещё раз, – неуверенно пригрозила Пашка. Лицо и костяшки рук – в крови. – Да и такой друг, как ты, мне к херам не сдался.
Медленно наступала ночь: в парке зажглись фонари, хотя было ещё не так темно, и поверхность пруда была по-прежнему бледно-голубой.
– Когда мы только встретились, – снова заговорил Истомин, – я подумал, ты просто ещё один гопник, каких здесь пруд пруди. Ты ведёшь себя так, как они – вернее, пытаешься. Но ты не такая. Они не спасают кошек с искалеченными лапами, и не помогают школьникам отделаться от хулиганов.
– Ты не знаешь, о чём говоришь.
– И тем не менее. Я не знаю, какое событие побудило тебя набить такое тату…
Их разделяло несколько метров. Можно было развернуться и уйти – но Пашка почему-то не спешила.
– Но я знаю, почему оно именно такое. Тебе кажется, что для других это угроза, предостережение, что-то, что делает тебя сильнее и опаснее. Нет, это – самозащита. Твой панцирь. Чтобы никто не пытался приблизиться к тебе. Чтобы снова не было больно. Как в тот раз.
«И в пролёт не брошусь, и не выпью яда, и курок над виском не смогу нажать…»
– О чём ты?
– Сама знаешь. Ты ведь уже натворила дел, не так ли?
Истомин не мог вообще ничего знать – они лишь во второй раз сегодня встретились, почему он говорил так, будто знал