Ну вот, в общем-то, и все. Прости, что короткое письмо получилось, надеюсь, скоро мы сможем наговориться вдоволь.
С наилучшими пожеланиями, коммандан>1 Лануа. Люблю тебя, вечно преданный тебе Огюстен.
PS: скажи Луизе, что я скоро вернусь домой. Хотя нет, она уже не совсем ребенок – лучше скажи, что я очень постараюсь быть дома к Рождеству. Обними ее за меня. Люблю.
Аррас. 12 ноября 1918 года.
***
Огюстен Лануа еще раз пробежал глазами письмо и, удовлетворившись написанным, вложил его в конверт. Коммандан был уже одет и готов к дороге до штаба 701-го пехотного полка.
Огюстен резко встал, но сильная боль в левой ноге опрокинула его обратно на стул. Лануа врал жене. Боль в перебитой осколком ноге мучила его едва ли не ежедневно, несмотря на то, что ранение, отправившее его в Жандармерию, случилось уже больше года назад. «После того, как отправлю письмо, нужно будет зайти к доктору Ренару – пусть вкатит мне морфин…» Доктор мог делать Огюстену до трех уколов в день. Лануа из всех сил старался не выбирать эту норму, ограничиваясь одной дозой перед сном. Но сегодня день предстоял длинный, а боль нещадно терзала его с самого пробуждения. Коммандан глубоко вдохнул и сделал еще одну попытку встать. Он заскрипел зубами от боли, но устоял. «Так, теперь шаг. Молодец! Еще один, и еще…»
По пути к почте Огюстен решил, что может обойтись без укола. Каждый следующий шаг давался ему чуть легче, чем прошлый и вскоре он даже перестал морщиться от боли.
– Доброе утро, Безю.
– Так точно, господин коммандан, доброе и мирное.
Простодушный Безю расплылся в широкой улыбке.
– Это верно… Послушайте, Безю, мне сегодня нужно съездить в штаб 701-го пехотного, это в Сент-Омере. Полковник Батистини прикрепил ко мне вас.
– Конечно, господин коммандан. Когда отправляемся?
– Сколько времени вам нужно на сборы?
– Минут десять, господин коммандан.
– Хорошо, тогда жду вас здесь через десять минут.
Безю хотел было помочь Лануа забраться в салон служебного Рено, некогда служившего такси, о чем говорил характерный красный цвет кузова, но коммандан отстранил его и умостился сам. «Еще тридцати пяти нет, а уже носятся, как со стариком…» Огюстен в очередной раз ужаснулся мысли, что так теперь будет всегда, впрочем, незамедлительно подавил приступ жалости к себе и принялся набивать трубку. Вскоре над его головой начал подниматься дымок, постепенно заполняя собой салон даже, несмотря на отсутствие стекол.