– Понятно.
Я ещё раз осмотрел себя в «обновке», и остался доволен. Тем более, меня приняли в эти… «разведчики». Прямо всю жизнь только и мечтал! Ладно, а что мне ещё остаётся?
Так и началась моя новая жизнь – наверное, самое спокойное время из того, что выпало мне в этом непонятном мире, где я, таким загадочным образом, оказался. Можно бы порассуждать о том, что если у Бога и есть чувство юмора, то проявляется оно, порой, довольно странно. Или просто мы, лишённые этого чувства напрочь, просто не можем оценить Его шуток, самой грандиозной из которых, как раз, и является весь наш мир.
Но рассуждать не хотелось, потому что шутка, действительно была выкинута глупая и злая. Но, как говорится, неисповедомы пути Господни…
А тем временем, Громобой усиленно ковал из меня воина. Он, определённо знал, что делать. Моё обучение началось с первого дня. И это было удивительное обучение.
Громобой никогда ни в чём не принуждал меня – он всегда оставался бескомпромиссно верен своим принципам ненасилия. Так, например, он подробно изложил всё философское учение – своего рода религию, на необозримое множество лет, завладевшее умами большинства его сограждан. И, несмотря на то, что Гром всю свою жизнь оставался его верным и убеждённым последователем, всегда и во всём полностью доверял и следовал ему, он не сделал ни одной прямой попытки «перетянуть меня на свою сторону». Я воспринял это учение сам, с течением времени. Громобой лишь говорил, отвечал на вопросы, убеждал и переубеждал – но сохранял полный нейтралитет.
Обучал он меня точно так же. Он лишь вёл, иногда настойчиво, подталкивал, указывал, объяснял – и давал мне возможность делать то, что я считал нужным.
Довольно быстро оказалось, что скудная программа-минимум, наподобие «курса молодого бойца», не удовлетворяет ни моим задачам, ни интересам. И я жадно принялся изучать всё, но понемногу – с поправкой на нехватку времени, отчаянно стремясь охватить необъятное. И с каждым днём передо мной всё шире распахивался удивительный, безграничный мир, который я постигал, укрытый в этом подземелье.
Тренировки у меня и так были почти каждый день, а иногда и по два раза. И времени всё равно оставалось утомительно много.
Громобою, чаще всего, делать было тоже практически нечего – регулярные наблюдения через установленные по городу камеры, редкие вылазки наружу, ещё более редкие встречи с другими «разведчиками», неизменно перераставшие в ожесточённые споры – словно отчаянная попытка выплеснуть неистраченные силы в утончённых словесных поединках, не отнимали много времени. Какую-то его часть занимали научные изыскания – Громобой целеустремлённо отдавал химии, в попытках получить новый философский камень – искусственно смоделировать процессы фотосинтеза – важнейшая задача, которая до сих пор не была выполнена. Точнее, этим просто никто не занимался.