- Самое время спеть «Богородицу», -
сказал Твардовский, выйдя на рыночную площадь и перекрестившись на
Мариацкий собор, - Да, друг мой Доминго?
- Точно?
- Давай же! Увидишь – поймешь!
- Bogurodzica dziewica Bogiem
slawiena Marya…
- Ах ты хитрец! – сказал Шарый,
хлопнул в ладони и по площади пробежала серая волна.
Все люди куда-то подевались, а
посреди брусчатки остались слуга, Твардовский, Доминго и три голубя
старой породы. И с краю двое зрителей, женщина и мужчина.
Шарый еще два раза хлопал, но ничего
не происходило. Доминго продолжал петь.
- Kyrie Eleison!
- Kyrie Eleison! – повторили три
голоса.
На месте голубей теперь стояли три
рыцаря в белых коттах поверх старомодных длинных кольчуг и в
старинных круглых шлемах с наносниками.
- Это черт! – крикнул Твардовский,
указывая на Шарого.
Хотя мог бы и не кричать. Серый
слуга превратился в самого настоящего черта. Узкая суетливая
мордочка с пятачком, козлиными рожками и бородой. Трезвым взглядом
и не человек, и не козел, и не свинья, а пьяным все сразу. Тонкие
ножки с копытами, с которых сразу слетели туфли и чулки. Сзади
длинный тонкий хвост с кисточкой. Руки же остались вполне
человеческие, с пятью пальцами.
- А ты кто? – спросил Твардовского
один из рыцарей.
- Я служу королю! Вот те крест!
Сигизмунду Августу!
- Он мой, - сказал черт и встал
между Твардовским и рыцарями.
- Я не отдам нечистому вассала моего
короля, - сказал один из рыцарей и достал из ножен старомодный
тяжелый меч, шире и короче нынешних.
Остальные двое тоже обнажили
оружие.
- Я так понимаю, гражданско-правовые
вопросы с вами обсуждать бессмысленно, - сказал черт.
Рыцари, не сговариваясь, кивнули и
разошлись полукругом.
Черт завел правую руку за спину и
достал откуда-то не то алебарду, не то багор. Палка в его рост
заканчивалась двумя зубцами. Один торчал вверх острой пикой в
локоть длиной, а другой загибался крюком.
- Это такой штукой грешников в аду
ворочают? – спросил один из рыцарей.
- Ей самой, - ответил черт.
- Не тыкал ли ты ей и в князя
Генрика, будь он неладен? – спросил другой.
- Видел я этого Генрика в седьмом
рве восьмого круга, - ответил черт, - Нечего было с ведьмойпытаться
обмануть Папу.
Помянув Папу, черт смачно харкнул
через правое плечо.
- А не ты ли превращал для ведьмы
камушки в золото? – спросил Твардовский.