Будут ли праведники в Царстве Божием обладать некоей динамикой, то есть смогут ли они общаться с родственниками, говорить со святыми, двигаться и так далее? Или Царство Небесное – это статическое состояние, где все поглощает благодать Божия?
Царство Небесное – это Царство благодати. Святые могут видеть тех, кого они пожелают. Вечная жизнь – это вечное приближение к Богу, поэтому состояние души динамично: перед ней открываются все новые степени совершенства.
Господь всемогущ и всеблаг. Но почему Он дал людям путь спасения скорбями? Отвечают: чтобы не нарушить нашу свободу. Но раз Он может все, то мог бы и спасти без скорбей, не нарушая свободы, и, во всяком случае, исключить возможность погибели для тех, кто спастись хочет. И кстати, какая же это свобода, если человек не хочет страдать, но вынужден выбирать: тут терпеть или вечно мучаться. (Я православная, хожу в храм регулярно и давно, «стандартные» ответы на этот вопрос знаю и задаю его в надежде побороть помыслы, которые меня периодически одолевают.)
«Господь всемогущ и всеблаг», и именно поэтому Он выбирает наилучшее для человека и не может заменить его менее совершенным. Кто задает подобные вопросы, тот забывает такой универсальный факт, как грех, поразивший все человечество. Поэтому нередко во время внешнего мира и благополучия начинает происходить внутреннее гниение человека и забвение вечного, – тогда скорби отрезвляюще действуют на него и являются не злом, а благом – средством спасения. Господь ставит человека в различные житейские ситуации, однако не делает за него выбора. Поэтому человек может принять или отвергнуть то, что дает ему Господь. Вы путаете волю с желанием и считаете, что, если желание неисполнимо, – значит, воли не существует. Попробуйте бороться со своими страстями, воздерживаться от греха и упражняться во внутренней молитве, и Вы обнаружите саму себя не такой, какой представляли раньше, и увидите, что мерзость греха гораздо страшнее всяких скорбей, как внешних, так и душевных. Обычно такие вопросы задают люди, которые ищут в религии не вечного спасения и богообщения, а дополнительную страховку и гарантию своего земного благополучия. Это дух гуманизма, который не может понять тайну Креста и примириться с ней; он хочет «дарового» воскресения, но без Распятия, для него Голгофа – не центр спасения, а пугающая картина. Если бы гуманисту была бы дана 100-летняя жизнь на земле, исполненная всех чувственных удовольствий, то он не поблагодарил бы Бога, а сказал бы с негодованием: «Если Бог всемогущ, то почему я должен умереть!», – не понимая, что в христианстве сама смерть – есть рождение в истинную жизнь. Уже апостол Павел писал, что для языческого разума учение Христа, а особенно Крест Христа, представляется как безумие, но в этом «безумии» – высшая мудрость мира (см.: 1 Кор. 1, 23–25). И в страдании, и в смерти – зачатки вечной жизни.