«Да, Лейба, и как это тебе только удалось?» – качал головой
Денис, хотя и вызубрил краткий курс истории нового мира почти
назубок. Но то была история официальная, и как вся официальная
история она писалась пером победителя, отчего спорных моментов и
белых пятен в ней имелось гораздо больше, чем тех же пятен на шкуре
азиатского ирбиса. Хотя кое-что раскопать, а кое-где и домыслить за
полгода Денису с Юлей все же удалось. И выводы были очевидны:
«наследили именно мы!», не убрали за собой после бойни в Зимнем
дворце, и технологии будущего, пусть и в виде осколков, попали в
загребущие руки большевиков, а в частности ни к кому иному, как к
главе предреввоенсовета Льву Давыдовичу Троцкому. А уже с этими
технологиями хитрец Лейба сумел переписать весь ход мировой
истории, не дав политическому оппоненту Кобе прийти к власти после
смерти Ленина, а затем и почти осуществить мечту всей жизни о
мировой революции. Пусть и на этот раз революция оказалась не
мировой, но ее всепожирающее буржуазию и угнетающие пролетариат
классы пламя охватило не только Россию и Китай, но и всю Азию и
Европу. И затем, на оставшееся после очищающего огня пепелище,
выехал черный, словно самая темная ночь, бронепоезд с новым мессией
и под кровавым знаменем понесся вперед, строя новый мир, даруя
новые заповеди и придавая забвению тех, кого мессия решил не брать
в дивный новый мир.
«И на Марсе будут яблони цвести», – припомнились Денису строки
знаменитой советской песни, еще того советского мира, которого в
этой реальности никогда не существовало. В том мире эти строки были
фантастикой, фантазией мечтателей, грезящих о далеком и великом
советском будущем. Но что мечты в мире том, не обязательно фантазии
в мире этом. И яблони на Марсе уже действительно давно цвели, что
впрочем, и являлось главной проблемой, грозящей скорым уничтожением
самой реальности, по мнению всезнайки ёжика.
«Похоже, Юля просто слегка свихнулась на своих межквантовых
теориях, – вздохнул Денис. – Хотя она и так всегда была немного
чокнутой».
Он еще раз взглянул на монументальный памятник к столетию
октябрьской революции. Бронзовая фигура Троцкого через пенсне с
еврейским прищуром взирала на всходы, посеянные собственной рукой.
Всклокоченные волосы и козлиная бородка более бы подошли комичному
гоголевскому черту, проживающему близ Диканьки, нежели новому
мессии, но Большим братом Оруэлла Лейба Бронштейн отнюдь не
сделался, а, напротив, сотворил все, чтобы потомки по достоинству
оценили плоды его трудов. И потомки ценили мир победившего
социализма и коммунизма, мир, где с таким трудом, но все же удалось
достигнуть всеобщего равенства, ценили новый мир, так похожий на
золотую эпоху Советского Союза, которого Денис никогда не видел и о
котором лишь читал и смотрел фильмы. Да и чего уж там лукавить и
кривить душой сам Денис тоже всецело восхищался этим дивным новым
миром.