— Всё равно ее только выкидывать. — пояснила Тая. — Да не
дергайся ты так, ты же сам не можешь себя потереть! Это совсем не
стыдно!
Стыдно другое, но у Серого не было никакой возможности это
объяснить, равно, как и желания. Он лишь надеялся, что никто ничего
не заметил. Конь терпеливо ждал, пока его шкуру медленно и
старательно отмывали от въевшегося пепла.
Вернувшись после мытья и чистки на берег, Серый признал, что ему
действительно стало намного легче. Приятно ощущать себя с чистой
шерстью и чистой гривой, которые оказались почти белыми.
Время от времени, Серый продолжал медитировать, скрываясь в
виртуальной волне при опасности. Теперь конь мог почти спокойно
подсматривать, как Тая отстирывает свою одежду. Можно и не
подсматривать, конечно, но тогда придется повернуться к ней точно
задом, то есть хвостом, чтобы попасть в слепой сектор. Серому
казалось некрасиво так отворачиваться. Не самый эстетичный
ракурс.
В конце концов, девушка временно сняла свой запрет, когда стало
понятно, что заменить постиранную одежду просто нечем. Собственно,
это единственная одежда на всю компанию, и как бы не единственные
вещи вообще. Макс немедленно этим воспользовался и продолжил
завороженно глазеть уже снизу, не приближаясь слишком близко.
Неожиданно благоразумное поведение. Серый заподозрил, что обезьян
понимает несколько больше, чем кажется на первый взгляд.
Впрочем, идиллия быстро нарушилась. Макс попробовал потрогать
Таю за голую ногу, причем, заметно повыше коленки, и едва не
получил по шее. Вслед убегающей обезьяне полетел кроссовок, от
которого она ловко увернулась.
— Надо хоть немного всё это просушить... — вздохнула Тая.
Настороженно глядя на компанию, девушка машинально попыталась
прикрыться, но потом отвела руки.
Серый восхищенно заржал.
— Эй, и не надо так на меня пялиться!
Девушка сделала вид, что тянется за вторым кроссовком. Затем
возмущенно схватила мокрую ветровку и накинула на плечи. Прикрытие
получилось так себе, но теперь у Серого хватало выдержки на нее не
глазеть. Затем в голове появилась гениальная идея. Конь развернулся
и старательно вывел копытом на прибрежном песке большими неровными
буквами.
— Я тоже голый.
Тая пришла от идеи переписки в такой восторг, что обняла его за
шею и немедленно потребовала написать еще что-нибудь. Затем она
потребовала этого же от Макса, но обезьян лишь испуганно отскочил
подальше, то ли не желая общаться, то ли, действительно, больше не
понимая человеческой речи.