— Кажется, да… — неуверенно сказала Ларочка.
— Ведь администратор — это лицо клиники. И если вы будете
встречать клиентов так же, как встречают пациентов в регистратуре
государственной поликлиники, намекая им на то, что они — мало того
— безнадёжно больны, да ещё и сами в этом виноваты, тогда сюда, в
этот кабинет, клиенты будут попадать с настроением, совершенно
непригодным для дальнейшей терапии. Дальнейшей, Ларочка! — здесь
доктор нарочито сделал восклицательный тон. — Ведь терапия
начинается со стойки администратора! — он замолчал и пристально
смотрел за реакцией Ларочки.
— Да, конечно, — поспешила ответить Ларочка, — вы абсолютно
правы, Дмитрий Борисович.
— Ну вот и ладненько, — констатировал доктор. — Тогда начнём
посвящать вас в наши дела.
— Я вся внимание, Дмитрий Борисович.
— Итак. Начнём с той женщины, которая последней вышла из этого
кабинета. С её именем, фамилией и прочими социальными условностями
вы сможете ознакомиться в её личном деле.
— Уже ознакомилась…
— О! Ангел мой! Ларочка! — Дмитрию Борисовичу была свойственна
кажущаяся со стороны наигранной, но на самом деле абсолютно
искренняя возбуждённость при радости. — Вы предвосхищаете мои
ожидания!
Ларочка вновь смущённо заулыбалась.
— Значит, — продолжил доктор, — вы в курсе её диагноза?
— Да. Панические атаки вследствие посттравматического
стрессового расстройства.
— Панические атаки вследствие посттравматического стрессового
расстройства, — академическим тоном повторил доктор. — Чувствуете,
Ларочка, всю обезличенность этих слов?
— Хм… — Ларочка на мгновение задумалась. — Пожалуй, да.
— А теперь, Ларочка, я расскажу вам историю этой женщины, — и с
иронией добавил: — Она чуточку длиннее, чем эта обезличенная
фраза.
Ларочка в преддверии рассказа отхлебнула чаю.
— Эта женщина, — начал доктор, — и её муж — двое одиноких
стариков. Но так было не всегда. Около тридцати лет назад у
счастливой пары родился ребёнок. Сын. Родители в нём души не чаяли.
Не сказать, что они его баловали. Что касается вопросов
безопасности и образования — родители были довольно строги с ним,
но при этом каждый раз объясняли ему, в чём причина такой
строгости: в том, что они любят его и желают ему лучшего будущего.
Объясняли до такой степени, пока не видели в глазах ребёнка
понимающий взгляд. По крайней мере, родителям так казалось, или они
просто хотели верить, что этот взгляд был понимающим.