Потому что присоединилась к Таккерам не по своей воле и прижиться, а заодно смириться со здешними порядками так и не смогла.
Двенадцать лет назад меня выловил рыбак возле Красного Рифа. Его жена с трудом меня выходила - по ее словам, на мне и живого места не оставалось. Но напрасно мэр Чаверти приказал разыскать мою семью, - на вид тогда мне было лет семь-восемь, - дети на острове ни у кого не пропадали, а я так и не вспомнила ничего, кроме своего имени.
Эйвери, так меня звали. И это было все, что осталось от моего прошлого.
На ближайших островах ребенка тоже никто не искал, поэтому мэр решил, что я, скорее всего, упала с проходящего корабля, и только по счастливой случайности меня не сожрали акулы и не выпили кровь магически измененные монстры.
Отправленный в столицу запрос тоже не помог – на него до сих пор не было ответа, хотя прошло уже двенадцать лет.
Делать со мной оказалось нечего. Рыбак оставлять у себя не захотел – у самого было семеро по лавкам. Мэр уж тем более, поэтому меня сдали в общину Таккера, принимавшую всех без разбора. Решили, что так для меня будет лучше.
Ошиблись, но дело было сделано.
- Я погляжу, ты полна божественного сострадания и человеколюбия, сестричка! – отозвалась я, подойдя к той самой щели.
Тут со стороны двери затянули молитву за упокой, да так громко, что я поморщилась.
- Тебя сожрут драконы, Эйвери Таккер! Или спалят у всех на глазах! – продолжала шипеть Мэри. – Да, пусть они тебя испепелят, а я завтра надену свое лучшее платье и приду посмотреть, как ты сдохнешь!
Мэри давно меня ненавидела, хотя в детстве мы неплохо ладили. Играли вместе и называли друг друга лучшими подругами. Но потом я вытянулась и сейчас была почти на голову выше нее. Волосы посветлели и походили цветом на спелую пшеницу, а глаза стали ярко-синими, словно небо над Чаверти.
Зато Мэри так и осталась низенькой, кругленькой и с черными курчавыми волосами, которые не удавалось ни выпрямить, ни осветлить, напрасно она вымачивала их по совету Милли в ослиной моче.
От этого не было никакого прока, лишь воняло так, что в общине все от нее воротили носы. Но незаметно, чтобы не вызвать гнева преподобного.
К тому же, Мэри продолжала разрастаться вширь, так как от работы на полях она была освобождена и за овцами тоже не ходила. Зато на кухне всегда получала двойную, а то и тройную порцию.