Ребята проталкивались сквозь толпу на
базаре, посматривая по сторонам и принюхиваясь к ароматам копченой
рыбы, горячих пирогов и жареного мяса. И хотя Есеня был голоден
всегда, тратить деньги на еду считал серьезной ошибкой: дома
худо-бедно накормят. А вот пива точно не нальют. Впрочем, не так уж
худо и бедно его кормили: если бы он чаще появлялся дома, а не
старался убежать оттуда при первой же возможности, то, наверное,
давно бы растолстел. Среди простых людей едва ли нашлась бы семья
богаче кузнеца Жмура, и дом их был выше всех на улице.
— Ой, лишенько-о-о-о! — раздался вой
совсем рядом с Есеней. — Ой, детушки мои, детушки-и-и-и! Ой,
украли, украли, все украли!
Маленькая худенькая горшечница с
жидкими белыми кудряшками под смешным чепцом, наверняка приехавшая
из деревни только чтобы продать свой нехитрый товар, заламывала
руки и показывала всем обрезанный ремешок — все, что осталось от
кошелька. Она уже свернула свой лоток — несколько горшочков стояло
на маленькой тележке рядом с ней. Базар ей посочувствовал: со
всяким же может случиться!
— Житья от воров не стало!
— Последнее заберут и не
поморщатся!
— Сволочи, нигде прохода нет!
— Что ж ты, мать, за деньгами не
смотришь?
Люди трогали руками свои кошельки,
убеждаясь, что их сия чаша миновала, вздыхали с облегчением и
старались отойти подальше от рыдавшей горшечницы.
— Все, все до медяшечки последней!
Целый месяц работы! Чем я буду детушек теперь кормить! Мало я вдова
горемычная, и за мужика и за бабу в семье, так ведь еще надо
же!
Горшечница опустилась на колени и
зарыдала без слов — громко, надрывно, хватаясь руками за свои
жидкие волосы и царапая лицо.
— Пошли, — Звяга дернул Есеню за
руку. — Чего глазеть-то?
Есеня вырвал руку и ничего не
ответил.
— Да что ж ты так убиваешься-то! —
Какая-то женщина обняла горшечницу за плечи. — Еще посуды сделаешь
и продашь, не помирать же теперь!
— Целый месяц! Целый месяц! —
захлебывалась та. — Завтра за молоко надо деньги отдать, шестеро
детей у меня! Шестеро, и все есть просят! И мужика нету-у-у…
Есеня ненавидел воров, и это было
единственным, в чем его мнение совпадало с отцовским. Пожалел ли он
несчастную вдову? Наверное. Он знал, что стоят горшки дешево, а
делать их не очень-то легко: их сосед напротив был гончаром и
частенько жаловался на это. Смотреть, как горшечница валяется в
пыли и рыдает, было глупо, стоило уйти, и поскорее. Вот уже и
жалостливая женщина поспешила скрыться в толпе, а Есеня как дурак
таращил на горшечницу глаза и чесал в затылке.