Толерантные рассказы про людей и собак - страница 22

Шрифт
Интервал


И так всю неделю. Папа сидел на диване с книжкой, переворачивал страницы и тихо матерился.

– Что, хорошая книжка? – спрашивал Дима.

– Говно, – отвечал папа. – «Винни-Пух» лучше.

– А зачем читаешь? – удивлялся Дима.

Папа долго стеснялся, но потом все-таки объяснил: когда мама узнает, что он читал Джойса, она обосрется.

– А про что это? – спросил Дима.

– Да про херню всякую. Я сам еще не понял. Походу, у этого Джойса не все в порядке с головой.

А Дима решил, что у папы у самого не в порядке с головой. Дима очень обиделся и нарисовал сумасшедшего папу на обоях в коридоре, но папа снова ничего не заметил.

В полночь мама выключила компьютер, пошла в туалет и увидела на обоях человечка с большой красной палкой.

– Ты почему не следишь за ребенком, скотина? – строго спросила мама, но папа не услышал, потому что спал мордой на книжке. Тогда мама начала колотить папу книжкой по голове, а Диме сказала, что мужика можно обучать только таким способом.

Папа проснулся и спросил:

– Что, уже и почитать нельзя?

А мама ответила:

– Ты глуп.

Папа обиделся и ушел ночевать к дяде Максиму. Дядя Максим очень умный, он недавно приехал из Воронежа и снял квартиру в соседнем доме. Папа пожаловался ему на маму, а дядя Максим сказал, что Джойс – это позавчерашний день и для понимания современной культуры нужно осилить какого-то там Лиотара или Бодрийяра.

Папа вернулся с новой книжкой, улегся на диван и начал читать, чтобы стать умным. Быть умным очень полезно, дорогой читатель. Если ты умный, то можно работать одними мозгами, а если не очень умный, надо напрягать и другие части тела.

– Вынеси мусор, – велела мама.

Но папа не услышал.

Тогда мама принесла пылесос и сказала:

– Надо сделать уборку.

Но папа снова не услышал.

– Совсем сдурел? – спросила мама.

А папа ответил:

– Оптимизация рабочих характеристик системы, ее эффективность становятся критериями ее легитимности, где социальная справедливость понимается как научная истина. Применение этого критерия ко всем нашим играм сопряжено со своего рода террором, мягким или жестким: «Будьте операциональными, тэ е будьте взаимосоразмерными или убирайтесь».

– Щас ты сам уберешься, – сказала мама и врезала папе трубой от пылесоса.

Папа приложил к левому глазу холодную бутылку, заглянул в книжку и ответил:

– Что же касается информатизации общества, то теперь мы видим, как она влияет на эту проблематику. Она может стать «желанным» инструментом контроля и регуляции системы на ходу, простирающимся вплоть до контроля самого знания, и управляться исключительно принципом перформативности. Но тогда она неизбежно приведет к террору. Она может также служить группам, обсуждающим метапрескрипции, и дать информацию, которой чаще всего не хватает лицам, принимающим решения, чтобы принять его со знанием дела. Линия, которой нужно следовать, чтобы заставить свернуть в этом последнем направлении, в принципе, очень проста: нужно, чтобы доступ к носителям памяти и банкам данных стал свободным. Языковые игры станут тогда играми с исчерпывающей на данный момент информацией. Но это будут игры не с нулевым итогом, а потому дискуссии не рискуют навсегда остановиться на позиции минимального равновесия, исчерпав все ставки. Ибо сами ставки тогда будут формироваться через знания (информацию, если угодно), а запас знаний, также как и запас языка возможных высказываний, неисчерпаем. Политика, в которой будут равно уважаться стремление к справедливости и стремление к неизвестному, обретает свои очертания.