«Я полагаю, что этот опыт (клинической смерти— Сост.) что-то определил в моей жизни. Я был еще ребенок, мне было всего десять лет, когда это произошло, но и сейчас я сохранил абсолютное убеждение в том, что есть жизнь после смерти; у меня нет ни тени сомнений в этом. Я не боюсь умереть».
«Когда я был маленьким мальчиком, то, бывало, боялся смерти. Я, бывало, просыпался ночью, плакал и устраивал истерики… Но после этого опыта я не боюсь смерти. Это ощущение исчезло. Я больше не чувствую себя ужасно на похоронах».
«Теперь я не боюсь умереть. Это не значит, что смерть для меня желанна или что я хочу умереть прямо сейчас. Я не хочу жить там сейчас, потому что полагаю, что должен жить здесь. Но я не боюсь смерти, потому что знаю, куда пойду после того, как оставлю этот мир».
«Жизнь подобна тюремному заключению. Но в этом состоянии мы просто не понимаем, какой тюрьмой является для нас наше тело. Смерть подобна освобождению, выходу из тюрьмы».
А вот для сравнения совсем другой пример – из Лествицы преподобного Иоанна.
«Не премину сообщить тебе повесть и об Исихии, иноке горы Хорива. Он вел прежде самую нерадивую жизнь и нисколько не заботился о душе своей; наконец, впадши в смертельную болезнь, с час времени казался совершенно умершим. Пришедши в себя, он умолял всех нас, чтобы тотчас от него удалились, и, заключив дверь своей келлии, прожил в ней лет двенадцать, никому никогда не сказав ни малого, ни великого слова и ничего не вкушая, кроме хлеба и воды; но, сидя в затворе, как перед лицом Господним, ужасался и сетовал о том, что видел во время исступления, и никогда не изменял образа жизни своей, но постоянно был как бы вне себя и не переставал тихо проливать теплые слезы. Когда же он приблизился к смерти, мы, отбив дверь, вошли в его келлию и, по многом прошении, услышали только сии слова: «Простите, – сказал он, – кто стяжал память смерти, тот никогда не может согрешить». Мы изумились, видя, что в том, который был прежде столько нерадив, внезапно произошло такое блаженное изменение и преображение»…
Тот образ отношения к смерти, это удивительное бесстрашие и беспечность, которые такхорошо видим в отрывках из книги Моуди, – следствие ужасного обольщения, вполне закономерного для людей, живущих в среде совершенно забывшего Бога мира или же имеющих о Боге превратное, искаженное понятие. Ведь человек отходит от этой жизни не просто перемещаясь в некое «иное измерение». Нет, он отходит для того, чтобы предстать на суд создавшего его Бога. И потому лишь для человека, жившего по заповедям евангельским, еще в этой жизни совершенно покорившего волю свою воле Божественной, смерть может быть желанна, как отдохновение после трудов, как обретение ожидаемого воздаяния. Только тот, кто отходит из этой жизни в покаянии, с совестью, примиренной с Богом и ближними, может не страшиться смерти. А для человека, прожившего жизнь без Бога и вне Церкви, человека-грешника, смерть поистине люта (см.: Пс. 33, 22).