Так несложно достичь определенного уровня благодушия – воля каждого правит миром, – и мы оба умеем настаивать на своем желании, не правда ли? Мы прирожденные оптимисты; ибо мы презираем понемногу всю эту возню, жизнь, мир и т. д., потому что мы умеем смотреть вглубь вещей, – но мы любим непосредственно все бурлящее, теплое, цветущее в нас, что дает нам пульсацию, биение сердца и ритм, – эту шумящую волну, по которой мы плывем, эту бурю в наших парусах, ибо мы управляем этим натиском, этим порывом, этим бесконечно живым в нас, мы это любим поодиночке, и растрачиваем это, и источаем это, и вращаемся вокруг этого, мы, эгоистические эгоисты.
Ибо в этом тайна: всюду и во всем воспринимать себя самого – это дает богатство, глубину и неуязвимость!
Ну вот, мы опять немного поболтали – здесь же за окном свистит ноябрь.
Сердечный привет твоему мужу*.
Со всеми добрыми пожеланиями, верный тебе
Эрих Мария.
Фридриху Фордемберге-Гильдеварту в Ганновер
10.11.1928 (воскресенье)
[На бланке: «Спорт в иллюстрациях. Журнал для хорошего общества»]
Берлин СВ 68
Господину Фордемберге-Гильдеварту
Ганновер, Кенигштр., 8
Дорогой господин Фордембергер!
Я нахожу Ваши фотографии чрезвычайно хорошими. К сожалению, я не могу сейчас поместить их в «Спорте в иллюстрациях», так как моя колонка закрыта. К тому же общий характер журнала в последнее время настолько изменился – мы больше не публикуем такие оригинальные работы. Если у меня появится другая возможность, я Вам обязательно напишу и снова попрошу у Вас эти фотографии.
С наилучшими пожеланиями,
Ваш старый Эрих Мария Ремарк.
Эдит Розевир, урожд. Дерри
Неаполь, Вомеро, 22.12.1928 (воскресенье)
Дорогая Эдит!
Конечно, для меня началась совсем другая жизнь и, как я надеюсь, гораздо счастливее. Многие события уже позади, запыленные, излишние, досадные, зловредные – и лишь немногие остались. Как ты только могла подумать, что нашей дружбы больше нет! Для меня она стала еще более ценной, нежели тебе может казаться.
Последние недели и месяцы* были для меня полны забот, суеты и спешки. Конечно, я не попрощался с твоим отцом, как ты это называешь; но почему я должен был с ним прощаться, если я вовсе не думал о расставании. Я покинул дом Шерля; но твой отец был для меня другом, и я надеюсь, таковым он и останется.
С аферой Элерта* давно покончено. Мне было неприятно переживать и видеть полностью беспочвенную зависть и неприязнь. Я никогда не давал Э. ни малейшего повода и всегда сопротивлялся тому, чтобы поверить, будто подобное ему характерно. Он, маленькая змея, позволял себе еще некоторые весьма милые выходки.