Слегка сдув матрас, я воткнула его в выдвижную ручку чемодана,
потом сделала утренние дела: ополоснулась в душе, постирала бельё и
высушила его под мощным потоком горячего воздуха из подобия фена
для рук, а затем отправилась добывать пропитание.
Столовую нашла почти сразу, по хвосту торчащей из неё очереди.
Мысленно сочиняя частушки про убийство жаб, прикрыла глаза и встала
за последним посетителем.
Спустя какое-то время рядом раздался голос Дийнара:
— Светлого дня, любезнейшая.
Он невзначай присоединился ко мне, ловко обогнув конец
очереди.
— Эй, так нельзя! — возмутилась полноватая симпатичная женщина с
двумя сумками.
— Мы вместе! Благодарю за бдительность, — заверил её блондин,
одарил обворожительной улыбкой, и недовольство женщины угасло.
— И вам доброго утра, — подавила я желание зевнуть. — А во
сколько открываются окна?
— Через час, в 8.16.
— И почему у них все числа какие-то неровные, а в цикле 29 дней?
Нельзя как-то округлить?
— Это специальный принцип всеобщего неудобства, называемым также
принципом всеобщего равенства, — хмыкнул Дийнар. — У различных
видов и рас разные часы биологической активности, системы
исчисления и связанные с числами суеверия. В Канцелярии приняты
такие, которые не допускают фаворитизма ни одной из рас, и, как
результат, одинаково неудобны всем.
— Стены тоже поэтому серые?
— Именно! Серый одинаково раздражает всех, зато гораздо меньше,
чем другие цвета. Представьте, если бы вокруг был жёлтый.
Меня аж передёрнуло.
— Или ярко-розовый, — хмыкнула я.
— Вы уловили мысль.
— Кстати, почему сектор Ж называют Синим?
— О, я слышал эту историю. Говорят, в какой-то момент серый, в
который покрасили это крыло, чуть-чуть отливал синевой. Выходцы из
Хармаята — это такой не очень развитый магический мир — очень
возмутились и устроили потасовку, потому что в их воззрении синий
цвет унижает мужественность и даже намекает на противоестественные
связи. Говорю же, недоразвитый мир со средневековыми
предрассудками. Цвет — это всего лишь цвет. Так как недовольных
оказалось достаточно много, и каждый счёл нужным высказаться, зал
перекрасили, но все его с тех пор называют Синим, — охотно пояснил
Дийнар, а затем наклонился к моему уху и прошептал: — Если вдруг
увидите хармаятца, то ни за что не говорите ему, что я ношу синие
трусы.