Достать с неба с луну, чтобы Лэйда на одну ночь приколола её
себе на платье – это про него. Он столько раз прикрывал её проказы
перед суровым отцом… Яр даже ходил с ней в море, когда мог себе это
позволить. Проблема была в том, что у неё был свой щит, который
требовал внимания своей хранительницы, а у него – свой. Яр не мог
постоянно быть с женой.
Берси… Мерзавец с гнилой душой. Самоуверенный подлец. Такие ведь
нравятся женщинам, не правда ли?
«Я убью тебя», – мрачно и безнадёжно подумал Яр. Но какой толк в
смерти Берси, если Лэйда выбрала его?
Принц опустил лицо на руки, закрыв его ладонями.
Месяц. Почти месяц прошёл, но легче не становилось. После той
ссоры Лэйда не отвечала на его письма. И не писала сама.
«Почему? – с горечью спросил он мысленно. – Лэйда… Если ты меня
разлюбила, почему не сказала мне об этом? Я бы понял… Мне было бы
больно, но… Я ведь всегда ценил твою свободу, Лэй!».
Герцогиня не только простила своего фаворита, грабившего земли
её сестры, но и отправилась с ним в экспедицию…
Ярдард поднял лицо, снова выпил из кубка. Он не понимал, что ему
со всем этим делать. Боль – ладно, боль он переживёт. Мужчина,
воин. Медведь. Сможет. И даже найдёт причину жить дальше. Но что
делать с верой? Если Лэйда – Лэйда! – могла предать, то кто – не
может?
В окно рядом с ним постучали. Яр не оглянулся, он созерцал
остатки вина и мрачно думал. Стук повторился.
– Гляди-ка… Чайка! Чтоб меня… Откуда чайка в Шуге?
Яр вскочил. Взгляд выхватил из толпы растерянно-изумлённое лицо
мужика с дублёной, словно овчина, кожей на лице и по-детски
распахнутыми глазами. Принц рванул окно, но ручка, видимо, заела, и
створка не поддалась.
Тогда Медведь выбежал из трактира, едва не раздавив по пути
тонкую, хрупкую девушку. Чайка метнулась к нему, и герцог стянул с
ярко-оранжевой лапки небольшую записку. Её могла прислать только
Лэйда: несмотря на то, что магии больше не было, чайки продолжали
слушаться свою хранительницу. Видимо, связь между ними была не
магической, а выше, стихийней, чем магия.
Яр развернул и прочёл:
«Прости. Погорячилась. Иду домой. У нас будет ребёнок. Люблю
тебя».
И невозможное счастье нахлынуло штормовой волной. Яр захлопал
глазами, попытавшись избавиться от навернувшихся слёз. Он не
помнил, когда в последний раз они касались его век. Невыносимая
тяжесть растаяла, словно снег под тёплым весенним дождём.