Ночью Джайри плохо понимала, что происходит, но сейчас послушная
память, привыкшая всё отмечать, подсовывала мозгу всё новые и новые
детали. У него были расширены зрачки… Так бывает и при испуге, и
при страсти, и даже при гневе. И хриплый голос чуть подрагивал. И
губа верхняя. «Да… он точно был испуган. Очень.». Но – почему?
Из-за потери Морского щита?
Сейчас ничто в лице короля не выдавало пережитых накануне
эмоций. Он был спокоен, чуть насмешлив и бесконечно терпелив.
– Прости, Джай, мне пора. Я уже разослал ворон, пока ты спала, и
через три часа у меня военный совет. Срочный военный совет.
– И ты, вместо того, чтобы готовиться, ждал, пока я
проснусь?
Она недоверчиво подняла бровь.
– Слово короля – это флюгер, – напомнил Уль, – но если есть
возможность его сдержать, почему бы и не сдержать? Я обещал тебе,
что буду рядом. Но мне пора. Ты останешься дома?
– Нет. Поеду в Университет.
«Дома я с ума сойду».
– Тогда подожди немного, пока я не пришлю тебе Дьярви. Хочу,
чтобы он тебя сопровождал.
– Дьярви?
– Вчерашний парень, чья лошадь съела тюльпаны персикового шаха.
Он мне показался толковым малым.
– Ты уже успел принять его на службу и…
– Да. Мы вчера поговорили, и я лично вручил парнишку капитану
Ференку.
– А тюльпаны…
– Всего лишь цветы. Так ты подождёшь?
– Хорошо.
Король наклонился к ней, встав коленом на постель рядом, взял
лицо в ладонь и поцеловал. Легко и нежно.
– Джай… думай о ребёнке. Сейчас это важнее всего.
Она отдёрнулась.
– Наследнике Тинатина?
– Нет, – Ульвар рассмеялся. – Извини. Я бываю жесток. Иногда
совсем забываю, какая ты нежная. Вчера, по-видимому, я тебя
напугал. Джай, политические игры – это игры. Оставь их мне. На тебе
и твоём ребёнке это никак не отразится.
– А если я его не полюблю? Если это… если это плод насилия? Если
это действительно сын Тивадара, и он пойдёт в отца? Как я на него
буду смотреть и видеть в нём…
У него были очень красивые глаза: голубая радужка в тёмно-синем
кольце, которое ещё более подчёркивало голубизну. Не однотонные:
нежно-, ярко-, тёмно-голубые. Это придавало особенную глубину.
Драгоценные камни, на которые можно любоваться бесконечно.
– Нет, Джай, – шепнул Уль, снова касаясь её губ. – Это твой
ребёнок. Только твой. И для меня – тоже. Мне наплевать, чья сперма
заронила в тебе жизнь. Для меня это – твоё дитя. И я обещаю тебе,
что никогда не причиню ему зла.