Утро начинается не с кофе...
Сон алкоголика краток и недолог. Депутат Никита очнулся
часов в шесть, задолго до рассвета, долго ворочался, пытаясь уснуть
и заспать тяжелое похмелье, но никак не получалось. Вчера, у
Председателя — он изрядно накидался, мало говорил и много слушал.
Перспективы, мягко говоря, не радовали. Ужасали скорее, дураком
Никита не был, а вот работать — не любил и не хотел, патологически.
С детства ни баб с дедом, не родители выбить эту дурь из него не
смогли, хоть и лупили нещадно. Он как-то пропетлял восьмерками до
окончания школы, поступил в университет, с трудом его окончил (в
основном благодаря тому, что активно участвовал в общественной
деятельности, стараясь при этом ни за что не отвечать, но
примелькаться начальству), после чего ни его диплом, не отсутствие
навыков, ни тем более нежелание работать — оказались
невостребованными в городе.
Пришлось вернуться в родное село, на шею к родителям.
Родители, однако, с таким положением дел мириться не пожелали и
быстренько вытолкнули прожорливого , но ленивого птенца из
родительского гнезда на вольные хлеба. Пришлось крутиться, как
умел, таким образом Никита занялся тем, к чему больше был склонен —
общественной работой. Пришлось переехать в деревню из большого
села, ещё тут жила эта Полякова, сука белобрысая, которая его
отшила в школе, в старших классах.
Предпочла ему этого дуболома, Ваньку Потапова. Могла бы и
кого поперспективней выбрать, за ней половина старших классов
ухлестывало. И ему от Ваньки пару раз перепадало, по делу, но
чувствительно, поэтому аж зубы скрипели и эмаль осыпалась, когда
видел их вместе. Хотя в свете того, что Ванька, как и весь
привычный мир канули в неизвестность, появлялась призрачная надежда
на то, что Ксюша всё таки наконец-то обратит на него внимание и
оценить по достоинству. Тут он снова заворочался. С тоской понимая,
что нет — не оценит. Надо себя как-то проявлять, как вчера говорили
— в новой парадигме.
То есть — работать, как ломовая лошадь, без перспектив,
без благ исчезнувшей цивилизации, без достойного вознаграждения,
без каких либо перспектив. Он и так выживал в этом селе на грани
отчаяния, домик покосившийся, который ему выделили — он ненавидел
всеми фибрами души. Как представлял, что впереди зима, надо топить
печку, морозить жопу в уличном толчке — так выть хотелось и раньше,
теперь же, без электричества — даже представлять такое не
хотелось.