– А где родители? – поинтересовалась я.
– Они нас с вокзала домой привезли, и папик тут же покатил на машине в гараж, чтобы в очередной раз в ней чего-то чинить. Мамулик сейчас в магазин пошла, а нам велела вещи разбирать, но с этим козленком, сама понимаешь, ничего сделать невозможно. А что у тебя с рукой-то? – поинтересовалась Маша.
– Ой, тут без тебя со мной такое случилось! – И, отведя Машку в сторону, шепотом, чтобы не подслушал Даниил, я принялась рассказывать свою историю. Повествование много раз прерывалось репликами вождя о свободе для него и для его народа, а в заключение Данилка уныло затянул: «Ой, мороз, мороз…»
– Подходящая песня, если учесть, что на улице невыносимая жара, – заметила я, но репертуар свой он менять не спешил.
– Слышь, ты, вождь красномордых, ты обдумал свое поведение? – вновь подошла к дверям ванной Машка, но ее брат самозабвенно исполнял песню. – Ох, краснорылый мой, замолкни, от твоего пения уши в трубочку сворачиваются!
– Маш, выпусти меня, я тебе еще пригожусь, – раздался жалобный голос мальчика.
После небольших переговоров Никитина все же дала брату свободу, и мы с ней отправились ко мне. Задерживаться нигде не планировали, но по пути нам встретилась Света Байкова. Она схватила Машу за руки и потребовала рассказать, как Манюне отдыхалось на Азовском море. И Никитина, приобретя в ее лице благодарного слушателя, взахлеб принялась описывать похождения своего братца, который за десять дней пребывания на курорте успел оставить неизгладимый след на всем побережье. Хорошо, что Светка вдруг вспомнила, что у нее есть какое-то важное дело, и мы с Машей пошли дальше. Правда, напоследок Байкова позвала нас на карьер, и Машка, не подумав о моем затворничестве, сразу же согласилась. Обдумывая, как объяснить любопытной Светлане внезапный отказ, мы благополучно дошли до моего дома.
Конец ознакомительного фрагмента.