Тема эта в семье Чубовых больная, слез выплакано море, но что делать? Выше головы не прыгнешь. Они оба, не сговариваясь, после визита к очередному медицинскому светилу и подтверждения неутешительного диагноза, перестали вести разговоры о ребенке. Тяжело, больно, но биться головой об стену, лить бессильные слезы и каждый раз рвать сердце на части – это тоже путь не очень продуктивный.
Сергей вошел в кабинет сам не свой. Бледный, встревоженный, нахохленный, как воробей в сильные морозы. Чубов давно не видел приятеля в таком состоянии.
Валентин Иванович понял сразу: случилась беда, не киношная, не наигранная, настоящая. Он даже не стал предлагать Сергею выпить чашечку кофе, молча достал из сейфа перцовку, две стопки, наполнил их янтарной жидкостью. Серега замер в кресле напротив истуканом, не подавая признаков жизни.
– Рассказывай, – протягивая стопку Сергею, произнес Валентин Иванович.
– Что рассказывать? – безжизненным голосом произнес Александров. – В наш дом пришло горе. – Стопка дрожала в его ладонях, кажется, он даже не заметил, что она оказалась в руках.
Чубов сначала не придал значения этим словам. Мало ли что может произойти. Многие люди склонны преувеличивать масштабы бедствия. Он сам потерял равновесие из-за маленькой чужой подлой шутки. Семью Сергея он знал очень хорошо. Счастливый брак, правда ранний, студенческий, но это не имело ровным счетом никакого значения. Прекрасная любимая жена, желанный сын-умница, студент престижного вуза, компьютерщик, на гитаре играет, маму с папой уважает, не доставляет особых хлопот. В доме много лет – любовь, взаимопонимание, мир и согласие. Что такого страшного могло случиться?
– Серега, не раскисай, раз пришел ко мне, давай выпьем по стопочке и рассказывай, что у тебя произошло. Ты же мужик. Ты помнишь, в каких мы переделках бывали? Я тебя не узнаю, честное слово. Давай колись, излей душу, станет легче, я знаю. – Чубов поймал себя на мысли, что разговаривает с приятелем как не самый талантливый врач-психотерапевт, к тому же не слишком уверенный в своих силах. Стало противно на душе, тон был найден неверный. Это он почувствовал сразу.
Сергей поставил рюмку на стол, руки дрожали, каким-то нелепым, не свойственным ему жестом взъерошил волосы, потом зачем-то проверил карманы пиджака, с недоумением глянул на свои освободившиеся ладони, положил их на стол и уставился незрячим взглядом в окно.