- Что ж, - сказал
Бесчастнов, разоблачаясь. – Думаю, пора звонить в Москву. Звонить и
лететь.
- Что, прямо сейчас? - спросила Наташа.
- Нам – да, прямо сейчас. А вот тебе, думаю,
лучше пока остаться. Встретишь родителей, дедушку Серёжи с
бабушками, Кофманов, введёшь их в курс дела, побудешь с ними, пока
мы не вернёмся. Хорошо?
- Как скажете, -
сказала Наташа.
- Так и скажу. А
вот папу твоего я бы прихватил на всякий случай. Но это мы скоро
решим.
Затем последовал
звонок в Москву непосредственно Юрию Владимировичу Андропову –
прямому начальнику генерал-лейтенанта.
Я не особо
разбирался в иерархии властей в Советском Союзе. Часть моей памяти,
принадлежащая мальчику Сергею Ермолову, не имела на сей счёт
каких-то исключительных сведений. По вполне понятным причинам –
тринадцатилетний советский пионер знал обо всём этом ровно столько,
сколько ему официально позволялось знать. Да и не стремился
мальчишка к подобным знаниям. Зачем? Партия – наш рулевой! Так
сказано в песне и начертано на плакатах. А из песни, как известно,
слов не выкинешь. С плаката – тем более. Ещё – советы. Рабочих,
солдатских и крестьянских депутатов, как написано в учебниках и
энциклопедиях. Сейчас – просто трудящихся. Профсоюзы – об этом
вообще краем уха. Равно как и о судебной системе, все знание о
которой укладывалось в одну реплику из ужасно смешного фильма
«Кавказская пленница»: «Да здравствует наш суд, самый гуманный суд
в мире!»
Что
ещё?
Армия? Это не
власть – это инструмент власти, о чём прекрасно известно сыну
советского офицера. Остаётся только одна организация – Комитет
государственной безопасности. Легендарная в самом прямом смысле
слова. Прямая наследница НКВД и ВЧК. Всесильная, всезнающая и во
многом таинственная.
Что касается
знаний взрослого человека, инопланетянина Кемрара Гели, то он
родился и вырос в совершенно другом обществе. В обществе, которое
нынешнее советское посчитало бы идеалом. Да и то, уверен, не всё, а
лишь его наиболее пытливая и развитая часть, не утратившая
пассионарности. В этом обществе не было (или почти не было)
соперничества властей, постыдных или страшных тайн и, уж тем более,
организации, целью которой являлся поиск и обезвреживание врагов –
сиречь инакомыслящих. Потому что мыслить иначе позволялось всем. И
даже высказывать свои мысли публично. При одном условии, - если эти
мысли не были откровенно человеконенавистническими и не
трансформировались в призывы к насильственному свержению
существующего общественного строя. Хотя организация, в чьи
обязанности вменялась защита общества, существовала. Но выявляла
она не врагов, а угрозы (в том числе, кстати, исходящие из
космоса), и продуктивность её работы оценивалась не по количеству
выявленных угроз, а по фактическому отсутствию оных.