Однако же в ту секунду я готов его
расцеловать: я мыслю, осознаю себя, вижу окружающее. Значит, всё
получилось! Невероятный риск оказался оправдан! Чувствую, как на
лице появляется глупая, счастливая улыбка, и не могу этому
противиться. Слишком многое было поставлено на кон, и ставка
сработала!
Офицер озадаченно приподнимает правую
бровь. Он мне знаком. Не сразу, но память сработала: зам начальника
факультета по воспитательной работе майор Ступиков. После второго
курса переведётся в ВОКУ. А в начале двухтысячных, по слухам, умрёт
от цирроза.
Я скосил взгляд вниз. К груди прижат
автомат, который ощущается непривычно тяжёлым. В левой руке —
красная папка, куда вложен листок с текстом, напечатанным крупным
шрифтом.
«…соблюдать Конституцию и законы
Российской Федерации, выполнять требования воинских уставов,
приказы командиров и начальников, возложенные на меня законным
образом обязанности. Клянусь, находясь на военной службе, быть
честным, добросовестным, достойно переносить связанные с ней…»
Присяга! Так вот, что вокруг
происходит! Лето девяносто шестого года… первый курс. Твою ж то
мать! Хоть бы на месяц раньше — когда можно было бы завалить
абитуру! Да хоть бы и на неделю! Растудыть его это переломным
момент, а?! Ну что за невезение? Служба означает резкое ограничение
личной свободы. А она ой как мне понадобилась бы!
Теперь же — шаг влево, шаг вправо… с
учёбы соскочить нельзя: загребут на срочку. Это вообще кранты! У
курсанта хоть какое-то пространство для манёвра есть.
Видимо, мои переживания отразились на
лице. Майор уже начал скалить зубы. Вот-вот зарычит.
Не испытывая его терпение более, я
начал с выражением читать:
«Я, Иванов Александр, поступаю на
военную службу и присягаю на верность Российской Федерации и ее
народу…»
Майор медленно остывал. Когда я
закончил, он пришёл в более-менее нормальное состояние.
Приняв присягу, я передал автомат
следующему за мной курсанту и вернулся в конец строя. Так уж было
заведено: автоматов на всех не выдавали. Только на прочтение текста
присяги, и хватит с нас.
Пользуясь паузой, я осторожно
огляделся.
Мой курс. С некоторыми парнями мы
продолжали общаться даже после увольнения из вооружённых сил.
Встречались иногда. Кого-то унесло на обочину жизни, и контакты
потерялись. Но какие же все молоденькие! Почти дети! Когда я был
здесь, на этом самом месте, однокурсники воспринимались совсем
по-другому.