Грохот с силой опущенной на
стол ладони сотрясает стены кабинета.
— Смотри, какой умный стал. А
что ж ты так негативно настроен? Али боишься деву свою потерять?
— А тебе-то что?
— А то, что мой сын не станет
размазнёй под женским каблуком! Что, в любовь захотелось поиграть? Ты никто и
ничто! Я тебе всю жизнь говорю. Бабы любят только бабло! Ни
одна за просто так никогда тебя не полюбит! У кого больше — тот и пишет правила! Никому
ты с пустыми карманами не нужен! Далеко ходить не надо. Как только ты деве
своей тачку подогнал, она и повелась на тебя! А до этого ты сколько ее
окучивал?! Что, думаешь, совпадение?! — орет он мне в лицо, уже поднявшись, а
мои ладони непроизвольно сжимаются в кулаки. — Нет, сын мой! Это
закономерность! Без внушительного счета ты просто пустое место и даром никому
не сдался! А как только перед твоей Зориной кто-то с толстым кошельком
хозяйством махнет, она, недолго думая, запрыгнет сверху! А жена тебя послушно
дома будет ждать! Только твоя! Вот и вся разница, сын мой!
Что-то во мне продолжает
ломаться и трещать. И загорается внутри синим пламенем.
«Я тебя с восемнадцати лет люблю…» — звучным эхом отдается в голове горькая
фраза.
— Ты слышишь?!
Слова отца мощно бьют по
мозгам. Мои ладони неконтролируемо сжимаются в кулаки.
Почти наяву я ощущаю, как
тянусь к отцу через стол, рывком укладываю крепкую ладонь на его затылок. Одним
резким движением прижимаю его щекой к гладкой отполированной поверхности, с
бешенством представляю, как на лаковом покрытии появляется конденсат от
взволнованного отцовского дыхания…
Но приходится тут же сбросить
с себя наваждение. Я знаю, мой порыв — это напускное. По факту я ничего не
добьюсь, только докажу отцу, как сильно он умеет меня зацепить. И что держать
себя в руках за столько лет я так и не научился. А он продолжит пользоваться
этим и дальше, колоть точечно, наносить самые сильные удары.
— Про Алину свою ты можешь
нести что угодно, — четко проговариваю я, беззвучно задвигая стул,
расслабляясь. Удалось все же взять себя в руки. — Меня это не особо волнует. Но
давай договоримся. Если я еще хоть раз в сторону матери, сестры или Зорины
услышу от тебя нечто подобное, пеняй на себя. Алина тебя ввек не выходит. И
тогда она точно запрыгнет на первого мужика, который окажется возле нее в
радиусе километра. И никто тебе даже не посочувствует.