Последний жнец рода. - страница 17

Шрифт
Интервал


— Полный мрак, — Поджал я губы и взялся руками за живот, начиная его потряхивать словно покрывало. — А это что? Татуировка? — Долез я руками до паха, оттягивая мешающую часть себя же обзору.

В области лобка чуть ближе к бедру красовалась маленькая круглая татуировка в виде замысловатого узора.

Но стоило мне удивлённо рассмотреть сие искусство, как память Алекса предоставила мне информацию.

Этот рисунок был магической печатью, как следовало из воспоминаний. Такой рисунок наносили всем детям их родители или опекуны в возрасте шести лет при помощи артефакта.

Данный рисунок делал бесплодным своего носителя и убирался только после первого брака, что разрешался после окончания университета, или когда аристократ достигал тридцатой ступени своего развития как маг.

В воспоминаниях Алекса по этому поводу было сложно, что-то мне пока понять, ведь многое мне было просто непонятно.

Такой меткой, как я понял, аристократы ограждали себя от нежелательного зачатия в момент, когда маг только формировал свою силу, а его магический дар только развивался. Если же зачатие проходило раньше, то ребёнок мог не унаследовать магию. Но это редкий случай. В основном дар мага тогда был очень низок, посредственен и плохо развивался. Это пока всё, что я понял из воспоминаний. Надо будет узнать поподробней и разобраться. Но точно не сейчас.

Переодевшись в сухое, я аккуратно развесил мокрые вещи на батарею, и тяжело дыша, стал собирать разбросанные предметы моего толстого гардероба, после чего, запихивая в бельевую корзину.

Слегка прибравшись и заработав отдышку, я доковылял до кресла и посмотрел на сундук, что был закрыт на замок.

— Ну и где я прячу ключ? — Произнёс я вслух и получил ответ, что ключ в шкафу под труселями.

Дойдя опять до шкафа, я через пару минут нашёл ключик и открыл замок, а потом и крышку сундука.

Передо мной предстала копилка всякого хлама. Какие-то безделушки, журналы и комиксы, а потом в мои руки попал старый потрёпанный фотоальбом.

Я не был любителем смотреть чужие вещи. Но теперь это ведь и мои вещи. Поэтому я плюхнулся в мягкое кресло, что поприветствовало хозяина скрипом и, включив торшер, открыл альбом.

С первой страницы на меня смотрели незнакомо-знакомые, благодаря памяти Алекса лица людей.

— А в детстве ты не был толстым, — листал я детские фотографии Алекса, где он был даже слегка худощав. — На нервах, что ли поправился или гормональный сбой?