, скажем только, что одной из отличительных черт Арндтова богословия является учение о единении души с Богом – та мысль, которой проникнуто мироощущение святителя и которую он стремился вложить в умы своих читателей. Смеем предположить, что это одна из причин того, что святитель Тихон придавал книге Арндта столь большое значение: в ней он нашел созвучное себе обращение к внутреннему человеку на фоне «внешнего любомудрия». Поистине, следуя основной идее своего произведения «Сокровище духовное, от мира собираемое», он выбирает и ставит на службу спасения души живые крупицы из того, что предлагает его век, в данном случае западная богословская традиция.
В другом письме святитель, призывая читателя постоянно внимать движениям своей души и следить за своими поступками, вопрошает: «Говоришь к Богу: услыши, Господи! Но сам не затыкаеши ли ушей ближнему твоему, просящему тебя?»(т. е.: не затыкаешь ли ушей (своих), когда ближний твой просит тебя?) (Письма Посланные, 9). Подобные обороты, копирующие латинский синтаксис, нередко встречаются в творениях святителя Тихона. Он сполна вкусил плодов латинской школы, сам преподавал риторику, и память его хранила множество цитат из книг латинских авторов. Но схоластика не затмила для святителя главного, чем он жил, – святого Божия слова. По словам митрополита Евгения, «главным источником <сочинений> было ему слово Божие, собственный разум, долговременная опытность и размышление. При том память его была столь твердая и обширная, что, будучи напитана прежним и давним учением и замечаниями, служила ему до смерти вместо многих книг. Замечательный пример своей памятливости показывал он наипаче во знании Священного Писания, коего текстам без затруднения сказывал он книгу, главу, а иногда даже стих…»[19]. Действительно, его сочинения полны цитат и реминисценций из Священного Писания и гимнографии, которые, органично вплетаясь в ткань повествования, составляют с ней неразрывное целое.
В стиле писем чувствуется опыт преподавателя, умение систематически изложить суть предмета, выстраивая строго продуманную и ожидаемую композицию. Большинство посланий начинается с вопроса, оглашающего главную тему, и организуется в соответствии с правилами риторики. Стремясь упорядоченно и доходчиво донести до читателей истины веры, святитель даже прибегает к нумерации основных положений своего повествования. Текст изобилует риторическими вопросами, восклицаниями и другими приемами ораторской речи. Но в творениях святителя Тихона это перенесение элементов латинской школы на русскую почву выглядит совершенно органично: его учёность сиюминутно поверяется живым опытом, это проповедь, выстраданная жизнью. В жестких рамках схоластической формы – неожиданная для просвещенческого морализаторства XVIII века пронзительность искреннего чувства и гармония простоты. Это поэзия духа в традиции лучших образцов святоотеческой проповеди, и в первую очередь – столь любимого им святителя Иоанна Златоуста.